МИХАИЛ ШВЫДКОЙ: "НАДО РАДОВАТЬСЯ, ЧТО ЛЮДИ НЕ БОЯТСЯ ДУМАТЬ ПО-РАЗНОМУ"

Главный культурный скандал этого года - несостоявшаяся передача Кунстхалле города Бремена коллекции рисунков, вывезенных капитаном Балдиным из Германии во время войны. Весь март его описывали газеты и освещало телевидение. В конфликт были втянуты депутаты Госдумы. Генпрокуратура проверяла Минкультуры на предмет законности этой передачи. Но прошло четыре месяца, и скандальной темы как не было. Почему? О судьбе балдинской коллекции министра культуры Михаила ШВЫДКОГO спросила обозреватель "Известий " Ольга КАБАНОВА. Министр ответил, что, по его мнению, проблема перемещенных ценностей - не та, на которую надо обращать внимание общества.

- Как обстоит сейчас дело с передачей коллекции капитана Балдина? Почему министерство хранит молчание? Настаивает ли немецкая сторона на обещанном возврате?

- 28 августа в Новгороде Великом будут торжества по освящению церкви на Волотовом поле, восстановленной на средства немецкой компании "Винтерсхолл". И это свидетельство нового этапа российско-немецких культурных отношений, и не только культурных, но и общеполитических. К сожалению, моя коллега - министр Кристина Вайс - на торжества в Новгород не приедет. Она сослалась на занятость, но, по-моему, это дипломатический знак определенного напряжения - из-за того, что нам не удалось завершить процесс возвращения рисунков. И дело тут не в том, что Министерство культуры России изменило позиции. Но мы хотим соблюсти полную юридическую чистоту процедуры.

- Инициатором скандала с коллекцией стал депутат Госдумы и бывший министр культуры СССР Николай Губенко. Теперь передача приостановлена. Значит, Губенко прав?

- Дискуссия, которая развернулась по поводу коллекции Балдина, имела свой позитивный смысл. Она обнаружила некоторые юридические проблемы, которые надо решить. И конечно же не демагогия господина Губенко и его товарищей запугала нас. Моя позиция очень проста - в условиях предвыборной кампании мне не хочется давать господину Губенко шикарный повод для бесплатного пиара. И так нас упрекали, что мы использовали коллекцию Балдина как пиар двух министров культуры - бывшего и настоящего.

Но, думаю, пиаровский ресурс господина Губенко в данном случае исчерпан. Хотя он забрасывает министерство письмами, которые, по его расчетам, должны вызвать взрывную реакцию с нашей стороны. Я приблизительно представляю, что на все это может ответить Николай Николаевич, но время полемики давно прошло. Процесс юридических обоснований, подкрепляющих нашу позицию, достаточно длительный, и окончательного решения, думаю, до конца года не будет. Мы выйдем с юридически выверенной программой, не дающей возможность господину Губенко с ученым видом изучать рисунки из коллекции Балдина на предмет их подлинности.

- Где сейчас находятся рисунки?

- Коллекция находится в банковском хранилище, там, где хранится государственная коллекция самых дорогих струнных инструментов. Это очень надежное место. Но необходимо вывести коллекцию из поля спекуляции, которым она обросла.

- А почему она в это поле попала?

- Думаю, в этом случае не произошло разграничения законодательной и исполнительной власти. У каждой свои задачи. И такого рода разделение должно соблюдаться неукоснительно. Проблема перемещенных ценностей затрагивает не только Германию, но и ряд европейских стран. Ситуация достаточно обременительная для Министерства культуры, и все истории, связанные со спорными коллекциями, будут рассматриваться бесконечно долго. Чаще всего не приводя ни к каким результатам. Но это не главная проблема для Министерства культуры.

- А какая же главная?

- С моей точки зрения, есть много сложных, очень важных для общества проблем. История с балдинской коллекцией как лакмусовая бумажка выявила невероятное разнообразие и конфликтность подходов к пониманию прошлого, настоящего и будущего России. Вот что волнует меня и как министра, и как частное лицо. Сегодня делать вид, что в обществе существует достаточное идеологическое единообразие, по-моему, глупо. Его нет. Единообразие существует только в партийных программах. Они все очень похожи, и по существу все центристские, вбирающие в себя разные термины - от либеральных до социалистических. А в обществе не единство, а обострение противоречий. Сегодня проблема культуры, качество осмысления прошлого определяет качество осмысления будущего и настоящего. У нас есть два незыблемых объединительных праздника - День Победы и Новый год. Но сегодня у нас нет единства даже в осмыслении Дня Победы.

- А какие тут могут быть разногласия?

- Например, кто победил. Одни считают, что войну выиграл Сталин и не было первых месяцев растерянности и поражения. Но они были! Количество поклонников Сталина с начала 90-х увеличилось многократно. Это связано со многими причинами и с психологическим дискомфортом людей, которые хотят жить в сильной стране с тоталитарной властью. Есть люди, которые считают, что войну выиграли военачальники. В этой модели Жуков заменяет Сталина. Мне ближе другой взгляд: войну выиграл великий советский народ ценой неимоверных потерь, в которых виноваты как тогдашние руководители страны, так и руководители армии. Но мы выиграли, а победителей не судят. Министерство, наши экспертные советы должны были выбрать документальный сериал (это был госзаказ) к 60-летию Победы. Нам надо было все эти взгляды учитывать.

- И какой учли?

- Мы пошли самым компромиссным, конформистским путем - заказали три разных сериала. У людей сейчас обострилось чувство, что есть одна истина, что существует монополия на единственно верное мнение. Недавно в Новосибирске меня спросили, как я отношусь к тому, что критик Наталья Иванова сказала, будто министерство реанимирует сталинский соцреализм, реалистическое искусство в узком понимании. Но если посмотреть хотя бы на то, какие фильмы мы финансово поддерживаем, то это очень широкий спектр - и картина Говорухина, и картина Германа, и картина молодого Германа, и молодого Янковского. Многим хочется единообразия, но в обществе существует множество взглядов. Нам хочется солидарности, но она может быть только в очевидных вещах: мы хотим жить в России, говорить по-русски.

- ...и по-татарски...

- ...и на родном языке, мы не хотим войны. Вот здесь можно консолидироваться, а дальше - различие в подходах. Как будем жить, в каком обществе, какая у нас будет страна. Я недавно был в академии Глазунова, разговаривал с Ильей Сергеевичем, с преподавателями. Они считают, что русское реалистическое искусство в загоне. И в то же время существует российская экспозиция на Венецианской биеннале, и сама эта биеннале. Это другое искусство. Мы не можем быть большевиками в искусстве, не можем говорить, что надо делать так и только так. В какой-то момент андерграунд захотел играть роль того соцреализма, который давил андерграунд. Сейчас пришло время спокойно оглядеться.

- Вы считаете, что русская культура не может быть платформой для национального объединения?

- Русская культура всегда была многообразна. Был Хомяков и был Герцен. Культура полемики между славянофилами и западниками была высочайшей пробы, они могли доходить до рукопашной, но никто не обращался к царю с просьбой послать на каторгу обидчиков. Доносов не писали. Сейчас, как говорил Ленин, прежде чем объединяться, нужно как следует размежеваться. Мы должны поддерживать именно многообразие в культуре. Просто сегодня культура дискуссии не велика, при решении художественных проблем все апеллируют к власти, к президенту. А это глупо. Власть художественных проблем не решит. Она должна решать проблемы поддержки культуры, искусства, создавать условия для их развития. А художественные проблемы должна решать сама среда, корпоративное мышление, публика, взаимоотношения художника и публики. У нас есть ряд очень важных программ. Например, по культуре русского Севера.

- Но кому интересна культура русского Севера?

- Что вы говорите! Это очень важно во времена глобализации. Мы были в Вологде, в Кириллове, в Ферапонтове. Понятно, что там культура может вытянуть регион, помочь решить социальные вопросы. Это вам не интересно, потому что не скандально, это не коллекция Балдина. Но для министерства эти программы - русский Север, проблемы тюркоязычной культуры в России, проблема Калининградской области, проблема воспитания профессионалов - очень важны. Например, нам скоро будет не хватать духовиков. Казалось бы, частная проблема. А когда в оркестре не будут звучать трубы и фаготы - что делать? Ведь чтобы играл оркестр Гергиева из 120 человек, надо привести в музыкальные школы 10 тысяч учеников. Но музыкальное образование считается дополнительным, из музыкальных школ уходят педагоги в общеобразовательные - где другая оплата, нагрузка и другие социальные гарантии.

- А что будет с теми, кто к Гергиеву не попадет?

- Они придут в публику. Есть и проблема публики. Говорят: перестали читать. Не перестали, читают много. Но вопрос - что читают, как читают, что вычитывают. То же и с музыкой - в филармонии аншлаги, но качество программ ухудшается. Люди хотят развлекаться, а не постигать жизнь через искусство. Это все достаточно сложные проблемы, не скандальные, и на них не обращают внимания. Зато все подхватывают фразу: все памятники культуры приватизируют. Не все. Да и вообще для страны, где развивается рыночная экономика, приватизация - банальность. Но все спрашивают только про это. А меня волнует сохранение национальной культуры во всем ее многообразии и в корневой системе ее образования. А это серьезная, рутинная, длительная работа. Для того чтобы изменить социальную психологию в Калининградской области, а там надо менять психологию, а не просто добавлять энергетические мощности.

- Как менять психологию?

- Там люди не знают, где живут, у них ощущение, что они живут в очень коротком историческом отрезке. И эти процессы сегодня по всей России. Сегодня людям надо возвращать уверенность в самих себе. Мы недооцениваем, что произошло в России в 90-е годы.

- Вот на это точно нет единого взгляда. И что же произошло?

- Мы когда-то недооценили статью Солженицына "Как нам обустроить Россию". Нам казалось, что он предлагает нечто невозможное для страны, которая развивалась, расширялась 500 лет. Когда он сказал, что останется славянский мир - Россия, Украина, Белоруссия - и подбрюшье Казахстана.

- Все это "подбрюшье" только в памяти и осталось.

- Но как больной освобождается от лишнего веса в процессе болезни, чтобы организм сконцентрировался на главном - выздоровлении, так и потеря территорий - тяжелейшая потеря для России - определила концентрацию духовных сил страны. Мы давно так много не говорили о русской истории, мы так много о себе не говорили, не пытались осмыслить свое место в ситуации, в стране. Потому что мы жили в другой стране, в другой ситуации. И дорогая цена потери территорий - это плата за какой-то очень важный шаг к самим себе. Это цена, за которую потом воздастся сполна. Эта концентрация пробудит огромную энергетику для развития России. Мы должны осмыслить все это. В 90-е годы все перестало цензурироваться, обнажилось с болезненной, трагической ясностью, боль 90-х - это плата за восьмидесятилетнюю историческую ошибку, но важно понять: в отличие от многих других народов мы сами выбрали свой путь. Не ЦРУ, не Бжезинский сделали это за нас - только мы сами. Это надо осмыслить и жить дальше без комплексов исторической неполноценности. И никого не ругать - ни молодежь, ни стариков. Надо радоваться, что люди не боятся думать по-разному. И жить по-разному. Обо всем этом забывать опасно. Если мы всерьез думаем о будущем России.

/Ольга КАБАНОВА/