К НЕСЧАСТЬЮ, МЕЧТЫ СБЫВАЮТСЯ

Мечта сильнее реальности. И мечта говорит о человеке сегодняшнем гораздо точнее, чем сам сегодняшний человек о себе. Человек - существо бытовое. Чтобы мечтать, нужно хотя бы чуть-чуть отстраниться от обыденности, если, конечно, не считать мечтой обыденность в квадрате, то есть все то же самое, только больше и желательно даром.

Мечта соблазнительна. Она манит тем, что вроде бы и не нужно, что не актуально, несбыточно, фантастично. Но вот ведь что самое досадное: мечта сбывается. Особенно если помечтал человек, а потом не поленился записать свои фантазии. Сказанное и написанное слово, к сожалению, воплощается.

Пока человек ничего хорошего от будущего не ждал, пока не связывал абсолютное счастье со своим земным существованием, он был все-таки осторожен в мечтах. Мечтал, конечно, но как-то "из-под полы", с оглядкой, поворачивая икону к стене и снимая нательный крест. В общем, с некоторой робостью. С гораздо большим энтузиазмом он смотрел в свое прошлое. Иными словами "мечтал вспять". Но как только он утвердился в своих силах, поверил в свои креативные способности, осознал себя демиургом и творцом, тут все и началось:

"Наши предки лезли в клети/ И шептались там не раз:/ "Туго, братцы... Видно, дети/ Будут жить вольготней нас"./ Дети выросли. И эти/ Лезли в клети в грозный час/ И вздыхали: "Наши дети/ Встретят солнце после нас".

Вот-вот. Но ведь не какое-нибудь абстрактное солнце. В будущем начинал грезиться вполне конкретный "Город солнца", хрустальный дворец и всеобщее благоденствие:

"Даже сроки предсказали -/ Кто лет двести, кто пятьсот,/ А пока лежи в печали/ И мычи, как идиот".

Впрочем, седеть в печали и мычать вовсе не обязательно. "Что делать" тоже было сказано. Мир томится в разрозненности, разъединенности, тщете и нищете. И человек чает братства, единения, всеобщности и обилия. И в этом своем чаянии он готов поубивать всех, кто мешает осуществлению мечты.

И мечта осуществилась, счастье пролилось обильным потоком, и разрозненный мир угнетенных "Я" стал целокупным миром гордого "Мы". Как только это произошло, появились замятинское "Мы" и "1984" Оруэлла. Знаменитые антиутописты закричали во весь голос, что индивидуум самоценен, что растворение личности в коллективе не благо, а ужас, что новое рабство страшнее старого, потому что оно тотально. Тогда мечта выбрала для себя свободную личность и права человека, путь от общества распределения к обществу потребления. И здесь тоже, кажется, что-то начало получаться. Но потребление в эпоху антиглобализма уже перестало быть идеалом. Права человека кажутся подозрительными. И демократия теперь как будто не панацея. Забавно. Когда нечего потреблять - плохо, но и когда есть чего потреблять - тоже не совсем хорошо.

И снова мечта начинает искать другие возможности, точнее, возвращаться к уже пройденному. Снова говорят: давайте станем в круг, возьмемся за руки. Пускай не все, но избранные. Но уже не ради хлеба насущного и земных радостей, а во имя света небесного. Отрясем земной прах с наших ног и устремимся в космос, сольем наши "Я" в единое космическое "Мы". Долой социальные категории, да здравствуют онтологические. Собственно, об этом твердит сорокинский миф о свалившемся с неба ледяном спасении в виде Тунгусского метеорита. Если не мудрствовать лукаво.

На самом деле страшноватая мечта. Того и гляди начнут бить ледяным молотом в грудь и кричать: "Говори сердцем!". И это в том случае, если ты избранный. А если нет?

"Я, как филин, на обломках/ Переломанных богов./ В неродившихся потомках/ Нет мне братьев и врагов./ Я хочу немножко света/ Для себя, пока я жив,/ От портного до поэта,/ Всем понятен мой призыв..."

Увы, не всем. По крайней мере, сегодня это понятно.

/Николай АЛЕКСАНДРОВ/