БЕРЕГИТЕ ЗУБЫ

На арене питерского цирка Чинизелли Андрей Могучий поставил красочное шоу "Кракатук". Проект "Фабрики искусств" московского продюсера Олега Чеснокова должен был стать провозвестником принципов очень популярного у французов и малоизвестного у нас "нового цирка", утонченного, эстетизированного и превращенного из зрелища в искусство.

Андрей Могучий умеет делать зрелища и знает толк в искусстве. Он один из первых, а может, и первый в России начал ставить театрализованные уличные шоу. Он хотел, чтобы в театре взрослый человек мог радоваться, как ребенок. Идея раскрыть волшебство гофмановской сказки средствами циркового волшебства из той же серии. Сюжет, прямо скажем, выбран подходящий. "Щелкунчик" легко поддается переводу и на язык балета, и на язык драматической сцены, и на язык фэнтези, и еще на много разных языков. И на все эти языки Могучий и его верный и изобретательный сценограф Александр Шишкин попытались сказку Гофмана перевести.

Напридуманы воз и маленькая тележка. Арена превращается то в огромный торт, то в большую ванну, до краев заполненную мыльной пеной. Мимо зрителей проходят кибермыши-монстры, словно сошедшие с картин сюрреалистов и примкнувшего к ним Босха. Артисты на ходулях играют огромные пальто, которые спасают Машу от ловко лазающих по канатам грызунов в красных трико. На смену акробатам спешат вольтижеры, на смену сюрреализму соц-арт: большие плюшевые зверушки и чернокожие пионеры в оранжевых трусах не дадут нашу Машу в обиду жутким порождениям техногенного мира. В финале герои красиво летают под куполом цирка на "газетном" кораблике, а мастер сценической скороговорки лицедей Анвар Либабов с самого начала и до самого конца без умолку говорит что-то на полунемецком, полутарабарском языке.

Все эти многочисленные и часто забавные придумки должны бы радовать, но они, увы, удручают. Для изготовления качественного блюда нужно ясное понимание того, что именно готовишь. Что приготовил Могучий и его команда, не ясно мне и, боюсь, не ясно самой команде. "Кракатук" - не цирк и даже не "новый цирк". У цирка и старого, и нового основой представления все равно являются головокружительные трюки, пусть и оказавшиеся частью художественного замысла. В "Кракатуке" же, где основу команды составила неопытная молодежь, цирковые номера, мягко говоря, скромны по замыслу и по исполнению. Но "Кракатук" - это и не театр с элементами цирка, ибо жонглеры и воздушные гимнасты, как и положено в цирке, не играют героев, а просто обозначают их на сцене.

Можно было бы назвать увиденное визуальными фантазиями на тему "Щелкунчика" и посоветовать вообще убрать из афиши от греха подальше жанровую дефиницию "театр-цирк". Тем паче что Могучий придумал для своего спектакля весьма любопытное либретто. Девочка Маша, согласно этому либретто, оказалась современным подростком, живущим, как и все мы, в компьютерном мире и становящимся его частью и его жертвой. Это на самом деле очень гофмановская и очень романтическая идея: живой человек versus механический мир (романтики, пожалуй, впервые увидели в механизмах нечто зловещее и опасное для человека). Вот на ней бы и сосредоточиться. Не тут-то было. Некоторые работающие на эту идею удачные визуальные придумки здесь совершенно обессмыслены номерной структурой представления. Вот Щелкунчик попадает в тайную лабораторию Мышиного короля, и у него вместо головы вырастает большой четырехэкранный телевизор. Эге, смекает, зритель, а когда чары спадут - вместо телевизора опять будет голова. Минуточку, минуточку... Еще до того, как спадут чары, артист, играющий Щелкунчика, сам снимет этот злосчастный телевизор, покажет нам скромного качества силовое жонглирование и по окончании трюка, что совсем уж комично, собственными руками водрузит телевизор на место. Я готова принять любые правила игры, но должна же быть во всех этих порождениях богатой фантазии талантливых и симпатичных мне людей какая-то чистота внутреннего порядка.

В конце концов, даже эклектику можно при желании возвести в художественный принцип. Незадолго до питерского "Кракатука" мне довелось посмотреть спектакль Алана Плателя WOLF. Беззастенчиво и отважно бельгийский режиссер смешал и уравнял в своем представлении и цирк, и эстраду, и дискотеку, и оперное пение, и даже собак под музыку Моцарта на сцену выпустил. И не знаю, как других, а меня его рагу из разных жанров восхитило. Он-то как раз был искусным поваром, ясно понимающим, что именно он хочет приготовить. Он сам сочинял законы собственного зрелища. Авторы "Кракатука" запутались в чужих законах. Их избыточное и захватывающее порой представление - это полутеатр, полуцирк, полубалет, полуудача. Полупрорыв в новые для нас мультижанровые сферы. Зная упорство и потенциал Андрея Могучего, хочется верить, что прорыв этот станет полным наконец.

/МАРИНА ДАВЫДОВА/