АЛАН ПАРКЕР: "НАДО МЕНЯТЬСЯ, ЧТОБЫ НЕ ЗАРЖАВЕТЬ"

Британский режиссер Алан Паркер, автор "Стены", "Птахи", "Полуночного экспресса", "Сердца ангела" и "Эвиты", в этом году возглавляет жюри Московского кинофестиваля. Накануне завершения киносмотра и объявления результатов с ПАРКЕРОМ по просьбе "Известий" встретился ведущий программы "Синемания" на канале "Россия" Давид ШНЕЙДЕРОВ.

- Последний раз вы были в России в 1989 году. Много изменений заметили в этот приезд?

- Тогда все время лил дождь, я почти ничего не сумел разглядеть. Сейчас я хотя бы могу прогуляться по Москве. На самом деле разница, конечно же, колоссальная.

- Можно ли говорить о том, что русская культура оказала на вас какое-нибудь влияние?

- Не знаю. Может быть, в те часы, когда у меня случается депрессия? В юности, когда я был социалистом, мне нравилось все, что было связано с советским образом жизни. Вы хотите знать, являюсь ли я поклонником Эйзенштейна? Да, являюсь. Являюсь ли я поклонником Андрея Тарковского? Нет.

- Вы были социалистом, но, тем не менее, приняли от королевы рыцарский титул...

- (Улыбается) Не думайте, я не превратился в роялиста. Но титул - это приятно, это большая честь. Я происхожу из пролетарской семьи. Вы не представляете, как для них оказалось важно, что королева признала мои заслуги.

- Есть режиссеры со своей специфической, узнаваемой манерой. Ваши фильмы очень сильно отличаются друг от друга - и жанрово, и стилистически…

- У меня есть определенные эстетические предпочтения, своя манера визуализации. И я горжусь тем, что неплохо научился рассказывать истории. Да, я всегда стараюсь, чтобы мои фильмы были непохожи друг на друга. Думаю, что режиссеру необходимо постоянно меняться, потому что это единственный способ сохранить свой творческий потенциал и не заржаветь. Но мне кажется, по каждой из моих картин понятно, кто ее сделал. Когда я смотрю на экран, в своих фильмах я узнаю самого себя.

- Вы согласны с тем, что любой режиссер старается закладывать в свои фильмы некое послание?

- В первую очередь, кино должно развлекать зрителя. Сказать что-то важное о природе человека - всегда очень сложно. Я не согласен с тем, что режиссер должен в каждый фильм засовывать месседж, впадать в дидактизм и поучать своих зрителей.

- Вместе с группой "Пинк Флойд" вы сделали знаменитую "Стену", потом был мюзикл "Эвита". Какое значение для вашего кино имеет музыка?

- Все зависит от истории. В "Эвите" музыка была на первом месте, потому что я занимался интерпретацией оперы. В остальных случаях для каждой отдельной ситуации фильма я использую специальную звуковую дорожку.

- Какую музыку любите вы сами?

- Оба мои сына музыканты, так что я со всех сторон окружен звуками. Знаете, в своих музыкальных предпочтениях я могу сказать так: Алан Паркер - пожилой человек, который до сих пор притворяется тинейджером.

- Кстати, именно в "Эвите" свою лучшую кинороль сыграла Мадонна. Как вам удалось добиться от нее таких выдающихся результатов? У вас есть особый метод в работе с актерами?

- Я сделал около двух десятков фильмов и почти никогда не снимал одних и тех же актеров. Я думаю, что Мадонна была так хороша в "Эвите" не столько из-за ее дарования, сколько из-за того, что эта роль ей очень подходила. У меня нет никакого специального подхода, метода или секрета в работе с актерами. Я стараюсь создать им комфортную обстановку на площадке - вот и все.

- На этом фестивале я разговаривал с Мерил Стрип, и она сказала: "Алан Паркер здесь? Я так хотела сыграть Эвиту, а он отдал эту роль Мадонне".

- Правда? Я не знал, что Мерил Стрип хотела у меня сняться. Знал только, что Мишель Пфайффер мечтала об этой роли. Я выбирал между актрисой, которая может петь, и певицей, которая может играть. В конечном итоге важнее оказалось то, как Эвита звучит, а не то, как она выглядит.

- До того, как стать кинорежиссером, вы снимали рекламу. Между тем, многие относятся к этому виду искусства довольно снисходительно - иногда даже за искусство не считают.

- Когда я начинал работать в кино, моя страна находилась в состоянии экономической депрессии. У меня не было возможности учиться в киношколе. Именно реклама научила меня рассказывать историю в двух словах, работать с оператором, ставить свет и монтировать. Мне кажется, что только снобы относятся к рекламе снисходительно - это довольно сложный процесс, результатом которого может стать появление хорошего кинорежиссера.

- Вы не только режиссер, но и актер, сценарист, продюсер. Что для вас важнее?

- Я начинал как сценарист, слово очень многое для меня значит. Так что литература - самое главное. У меня даже в паспорте долгое время было написано: "профессия: сценарист". Мне казалось, что это очень претенциозно, называться "кинорежиссером". Продюсером я стал, потому что хотел контролировать процесс производства.

- Как режиссер, что вы делаете для того, чтобы зрители вам поверили?

- Я стараюсь говорить о простых вещах. Работа режиссера дает иллюзию, что ты заново, своими силами воссоздаешь жизнь. И я стараюсь делать это максимально убедительно.

- Чье мнение для вас важнее: зрителей, критиков или вашей семьи?

- Для меня было бы трагедией, если бы какой-нибудь из моих фильмов не понравился моей жене и детям. Кажется, режиссер должен угодить всем - и зрителям, и критикам. Критики любят прибедняться и говорить о том, что они ни на что не влияют. Это не так: они способны привлечь зрителей в залы и создать у руководителей студий определенное мнение о режиссере. А от этого зависит дальнейшее финансирование.

- Что изменилось в киноиндустрии за тридцать лет вашей работы?

- Кино пережило увлечение компьютерными спецэффектами. Мне кажется, сейчас маятник качнулся в другую сторону - зрители снова хотят смотреть истории о людях. Одно из главных технологических достижений - это то, что больше не надо снимать на кинопленку, можно снимать на видео. Производство удешевляется, все желающие получают возможность выразить себя в режиссуре. Не хотелось бы, чтобы технологии подминали под себя искусство - это было бы слишком печально.