ТОТУ, ДА НЕ ТУ

Несколько лет кряду кинематографический мир Европы был взволнован насущнейшим вопросом: сможет ли обворожительная Одри Тоту выскочить из амплуа вечной Амели. Раз попытка, два попытка... Э-э-э, опять не получилось! Все уже рукой махнули. И вдруг на тебе. В "Грязных прелестях" этот чистейшей прелести чистейший образец вдруг преобразился - стал сумрачен лицом, хмур челом и несказанно печален глазами. И тут критика так разволновалась и обрадовалась, что как-то упустила из виду, что волшебное преображение новоявленной феи с Монмартра - совсем не главное в этом вполне себе программном фильме.

Сколько бы создатель Стивен Фрирз ни утверждал, что его последняя работа далека от актуальной политики, любой, у кого есть уши и не атрофированы гражданственные чувства, расслышит в "Грязных прелестях" ярко выраженный идеологический подтекст. Мы живем в безнравственном мире, господа! Честь этого потрясающего открытия принадлежит у Фрирза проживающим в Лондоне эмигрантам, среди которых наличествуют: упомянутая печальноглазая турчанка Шинай, совсем уж невеселый нигериец Окве (Чиветель Эджофор), унылый славянин, бодрящийся китаец и разбитная темнокожая проститутка. Представители этой разношерстной компании (для полного комплекта тут явно не хватает австралийского аборигена) приехали в Лондон в поисках рая на земле, но угодили в адское пекло. Возьмем для примера нелегала Окве. Благороднейший человек, врач по образованию, он работает днем таксистом, ночью портье в одной из гостиниц, в свободное от работы время лечит своих сослуживцев от триппера, жует, чтобы не уснуть на рабочем месте, какую-то вредную для организма противосонную траву. И кто ему, спрашивается, сказал за это спасибо? Башковитый, увлекающийся шахматами китаец вынужден работать в морге (вы когда-нибудь бывали в морге? - там холодно и противно), а ведь мог бы - если бы не треклятая эмигрантская доля - быть Шопенгауэром, Достоевским. Подавшая документы на предоставление политического убежища Шинай и вовсе попала в Лондон как кур в ощип. Хозяин подпольного пошивочного цеха, где она зарабатывает на жизнь, склоняет ее к оральному сексу. Такова цена за его молчание, ибо несчастную всю дорогу преследуют два работника иммиграционной службы, лицами и повадками напоминающие сексуальных маньяков из фильмов категории B. Эти неприятные субъекты - воплощение репрессивной системы западного мира, умело маскирующегося под демократию. Уж какая там демократия! Какая, не смешите меня, законность! Это все глянец. Внешний лоск. Роскошный фасад насквозь прогнившего здания. Знаете, как получить паспорт одной из стран Евросоюза, сменив при этом имя, возраст и национальность? Да легче легкого. Почку свою надо продать. В Лондоне, если приглядеться к нему повнимательней, это дело практически поставлено на поток. Хозяин той самой гостиницы, в которой работает Окве, достанет вам паспорт любой страны, как Санта-Клаус - подарок из мешка. Утром почка - вечером ксива. Вечером почка - утром ксива. Если, конечно, останешься жив. Окончательно запутавшись в жанрах, Фрирз сбивается с социальной драмы на триллер, с триллера на мелодраму (Окве любит Шинай, но скрывает свои чувства, ибо на родине его обвиняют в убийстве собственной жены, которую он, конечно же, не убивал; там, в Нигерии, осталась его малютка-дочь, об этом Окве - я не могу, сейчас разрыдаюсь - сообщает Шинай только накануне расставания), с мелодрамы, которой позавидовали бы создатели "Зиты и Гиты", на приключенческий фильм, с приключенческого фильма на фильм ужасов. Вот как благородный Окве узнает о неприглядных делишках своего хозяина. В гостиничном номере засорился унитаз. Пошел он в номер навести порядок, засунул руку - а там кровища, вынул руку - а там сердце. Человеческое. У них в Европе вообще так принято: если какая подпольная операция не получилась, хирург раз-два - вырезает у несчастного сердце и бросает его в унитаз. Замел следы - и доволен. Остроумные люди, клянусь, честное слово.

В финале фильма героиня, преодолев массу препятствий, достает-таки злополучный паспорт, сохраняет свою почку и улетает из Лондона в Нью-Йорк. Там, говорят, тоже рай на земле. У меня есть к создателю фильма один нехитрый вопрос. А почему бы Шинай давно уже не плюнуть на все и не улететь в Стамбул? Ну, ладно Окве. Но она-то вроде бы чиста перед турецкими властями. Неужели лучше заниматься оральным сексом с препротивнейшим хозяином, прятаться от властей в любезно предоставленном китайцем морге и торговать собственными органами, чем тихо-спокойно вернуться на Родину? Униженной и оскобленной Шинай это простое решение отчего-то не приходит в голову. Стивену Фрирзу - тоже.

Фантастические несообразности его сценария показательны. Благодаря им "Грязные прелести" можно рассматривать как классическое пособие по изучению сознания левых европейских интеллектуалов, больных нынче примерно той же болезнью, какой много лет тому назад была смертельно больна русская интеллигенция. Это самое сознание - модификация нашего народничества. Транспонированное в систему европейских ценностей, оно приобрело ряд новых черт, но в основе своей осталось прежним. Наши испытывали вину за крепостное право, ихние - за дано уже почивший в бозе колониализм. Наши сострадали собственному народу и, как следствие, идеализировали его, ихние сострадают эмигрантам. И тоже идеализируют. Умеющий снимать отличное кино (подтверждение тому - превосходная экранизация "Опасных связей" Шодерло де Лакло с Глен Клоуз и Джоном Малковичем), Фрирз, придавленный грузом этого сознания, на сей раз сделал фильм про людей, словно бы вырезанных из картона. Представители третьего мира все сплошь добрые, смышленые, умеющие любить и дружить симпатяги. Представители страны пребывания - самодовольные уроды. "Мы те, кого вы не замечаете, пока вас отвозят домой, убирают ваше дерьмо и сосут ваш член", - говорит Окве одному из этих уродов. А тому хоть бы хны. Одни жируют, другие харкают кровью. Ни Одри Тоту, ни фактурному и, судя по всему, хорошему артисту Чиветелю Эджофору играть в этих картонных обстоятельствах решительно нечего. Последний весь фильм лишь трагически морщит лоб. А что еще прикажете ему делать?

В самом по себе чувстве вины нет, разумеется, ничего плохого. Но доведенное до абсурда, оно чревато самыми гибельными последствиями, о которых знает всякий, кто не понаслышке знаком с историей одной шестой части суши. Жизнь сложна и диалектична, и естественное сострадание к эмигрантам неизбежно наталкивается на простой вопрос: "А делать-то что?". Ликвидировать иммиграционную службу? Открыть границы и предоставить всем равные права? Но, как только это случится, Америка, Англия и вся прочая Европа сами немедленно превратятся в третий мир. И их гражданам придется бегать из новоявленной Нигерии в новоявленную Либерию, а оттуда - не приведи Господь - куда-нибудь в Уганду. Жить тогда станет безусловно веселее. Но вряд ли лучше. Тут Лондон с его грязными прелестями немедленно покажется царством добра и справедливости, а страхолюдные работники иммиграционной службы - ангелами, безуспешно защищавшими его врата.

/Марина ДАВЫДОВА/