СПОР ЗА БУДУЩЕЕ

В Зальцбурге завершился знаменитый на весь мир фестиваль, на котором за месяц было показано 13 драматических постановок и 6 оперных, не считая нескольких концертных исполнений (одним из таких было исполнение "Самсона и Далилы" с оркестром Мариинского театра и Валерием Гергиевым). Однако этим фестиваль не исчерпывается. Помимо мощной театральной составляющей в его программе не менее важна концертная часть, по которой можно судить о последних модах в исполнительском искусстве. Количество концертов симфонической, камерной, вокальной и духовной музыки сложно даже подсчитать. Но наиболее статусными являются, конечно, оркестровые программы в Большом зале Фестшпильхауза - одной из самых престижных площадок мира, некогда построенной по проекту самого Караяна.

Базовым оркестром Зальцбургского фестиваля является Венский филармонический, который неизвестно каким образом умудряется не только сопровождать большинство оперных постановок (в этом году - пять из шести), но и одновременно давать собственную, весьма обширную концертную программу. В этом году за пульт фирменной венской достопримечательности, уже несколько десятилетий обходящейся без поста главного дирижера, вставала целая вереница звезд. Из наших соотечественников - Валерий Гергиев (под его палочку оркестр исполнял здесь "Реквием" Берлиоза) и его соученик по классу питерского профессора Ильи Мусина Семен Бычков, сделавший себе карьеру уже за пределами России. Кроме них с Венскими филармониками сыграли Рикардо Мути, Николаус Арнонкур и Пьер Булез.

Выступление последнего отличалось наиболее радикальной программой. Композитор, дирижер, преподаватель и общественный деятель, главный авторитет французского авангарда многие годы был чемпионом по части исполнения музыки ХХ века. Для двух своих утренних зальцбургских выступлений (это были суббота и воскресенье, когда в зале собирается публика чуть более демократичная, чем обычно, что выражается в редких аплодисментах между частями с последующим возмущенным шиканьем) Булез выбрал Четвертую симфонию Малера и несколько работ Антона Веберна, в том числе классику ранней атональности - шестой и десятый опусы. Не самого комфортного для слушания Веберна венские музыканты сумели наполнить удивительной респектабельностью. Но еще более неожиданным оказался Малер. Симфония буквально утонула в какой-то долгой, красивой, дурманящей, будто навечно законсервированной истоме. Хотя, например, та же Четвертая симфония с Кливлендским оркестром в юбилейной булезовской серии, выпущенная на "Дойче граммофон" к 75-летию маэстро, кажется на редкость бодрой и рациональной музыкой. Но на то Венский филармонический и гордится своей полуторавековой историей, неизменностью традиций и твердостью характера, чтобы вносить коррективы в концепцию даже такого дирижера, как Булез.

Ничего подобного не происходит с другим традиционно выступающим в Зальцбурге, не менее легендарным оркестром - Берлинским филармоническим, который приехал с возглавившим его год назад Саймоном Рэттлом. Уроженец Ливерпуля, 48-летий Рэттл - представитель того поколения, для которого исполнение новой музыки уже стало признаком хорошего тона. Помимо новой репертуарной политики его имидж составляют экстравагантная одежда, запоминающаяся грива волос и детство, проведенное в джаз-банде отца. В прессе его называют не иначе как "поп-звездой за пультом". Его появление в Берлине было расценено как одно из самых позитивных явлений в культурной жизни новой немецкой столицы.

В Зальцбург Рэттл привез две программы, большую часть которых тоже занимала музыка ХХ века, хотя и показательно иного направления: Барток, Лигети, Рихард Штраус, модный 45-летний финн Магнус Линдберг. Надо всеми возвышался Стравинский с "Весной священной" - композитор, весь ХХ век проспоривший с нововенской школой (к которой принадлежал Веберн) за право первенства. Так уж вышло, что для России чуть ли не эталонной "Весной" стала гергиевская - кровавая, дикая и чувственная. У Рэттла чувственности нет и в помине. Его "Весна" больше всего напоминает гремящую железную дорогу, пересекающую блеклые, невзрачные пейзажи. И Рэттл каким-то немыслимым способом доказывает удивительную красоту и небанальность этого урбанизма. После него за Стравинского можно не волноваться - будущее или хотя бы настоящее, пожалуй, принадлежит ему.

/Екатерина БИРЮКОВА/