ПУТЕВОДИТЕЛЬ

В этом сезоне в музыкознании произошло очень значительное событие. В Париже потомками Сергея Прокофьева были полностью расшифрованы и изданы дневники композитора, которые он вел на протяжении 26 лет и из которых ранее были известны лишь отрывки. Русскоязычное издание, вполне откровенно демонстрирующее человеческий и творческий облик одного из гениев ХХ века, включает в себя два огромных тома и небольшое приложение с семейными фотографиями. Недавно часть тиража привезли в Россию.

Сразу стоит сказать, что потаенные страхи и разочарования вернувшегося в СССР композитора вы из "Дневника" не узнаете. Записи заканчиваются 1933 годом. К этому времени Прокофьев уже несколько раз ездил в советскую Россию, гениально описал свое первое триумфальное в ней появление в 1927 году (это самая знаменитая часть "Дневника"), но еще не переехал окончательно.

А узнать, какие думы стали приходить ему в голову и какие слова писал бы он в свою тетрадь после переезда, действительно очень хочется. Потому что все, что мы имеем до 33-го года, - это обаятельный, азартный, большей частью легкомысленный отчет прирожденного победителя, не сомневающегося в себе, в своем таланте, в своем успехе, в своем будущем, умеющего вертеть людьми обоего пола и всегда добиваться своей цели. "Ненавижу киснуть. Чем я бодрей, тем я счастливей. Идеал бодрости, по-моему, - муха в солнечный день" - под этим девизом, сформулированном в 19-летнем возрасте, фактически и проходят все 26 дневниковых лет.

С будущим - понятным и четким - у Прокофьева самые прекрасные отношения. В 20 лет, получив первый мизерный гонорар в издательстве Юргенсона, он весь исходит от ярости, что продешевил. Он знает, что через несколько лет будет продавать свои вещи во много раз дороже. В 22 года Прокофьев сообщает, что его "больше тянет вертеться по России, чем ехать за границу", потому что заграница, он понимает, от него и так никуда не уйдет. В том же возрасте он обещает написать со временем свою автобиографию. А в 26 решает завещать свой скелет музею. "У ног будет надпись: "Друзья, мне приятно, что вы здесь". Все, кроме последнего, действительно сбылось.

Прокофьев - прекрасный писатель, еще по изданной в советские времена "Автобиографии" известный своим не всегда добрым остроумием. ("У американца душа имеет форму доллара" - один из его афоризмов по прибытии в 1918 году в Америку.) Его "Дневник" - кладезь яркой и вкусной фактуры. "Знаешь новость?" - "А что?" -"Неужели нет?" - "Нет..." - "Христос воскрес".

Такими вот пасхальными шуточками развлекалась консерваторская молодежь в 1913 году. Из "Дневника" также можно узнать о запоях ректора питерской консерватории Глазунова, о желании Дягилева навестить в конце 20-х коммунистическую Россию, о том, как, выиграв шахматную партию у Капабланки, Прокофьев исполнял ему на рояле "Тангейзера", в котором знаменитый шахматист обнаруживает "много непонимания", и даже о совместном с ним походе к кокоткам. Поражают многие подробности дореволюционной жизни - например, мгновенность почты и всеохватность газетных рецензий (они появляются даже после рядового ученического выступления). Радуют живые описания заграницы - одна склока с Дягилевым по поводу денег чего стоит! Не меньше удивляют бесконечное прокофьевское любопытство и здоровый цинизм. "На войну можно посмотреть двояко: если посмотреть с нормальной точки зрения, то это ужас, от которого волосы дыбом становятся; если же посмотреть с исторической, то это страшно интересно!" - пишет он в 1914 году.

Но удивляют дневники и практически полным отсутствием какой бы то ни было рефлексии. Так совпало, что еще одним важным событием уходящего сезона стали рихтеровские дневники, которые оказались полной противоположностью прокофьевским. У Рихтера главной темой его записей являются музыка и переживание ее. У Прокофьева собственно музыки-то в дневниках почти и нет. Есть люди, города, поезда, машины, шахматы, деньги, таксомоторы, утомительная инструментовка собственных сочинений, коньки, письма, бесконечные любовные истории, телефонные разговоры, путешествия. В одной из записей Прокофьев дарит впечатляющий маршрут для годового путешествия, самим им так и не осуществленный. Вот он: Ницца - Барселона - Мадрид - Лиссабон - Нью-Йорк - Вашингтон - Ниагара - Чикаго - Сан-Франциско - Калифорния - Панама - Куба - Бразилия - Рио-де-Жанейро - Буэнос-Айрес - Чили - Новая Зеландия - Австралия - Целебес - Малакка - Индия - Цейлон - Красное море - Константинополь - Одесса - Петербург. Напитавшись прокофьевскими дневниками, хочется ездить на поездах и автомобилях, а также совершать пешие прогулки и шикарно (любимое прокофьевское словцо) одеваться. Хочется ли слушать музыку? Это большой вопрос.

Заявив с самого начала, что в дневнике он занимается больше фактами, чем настроениями, Прокофьев фактически лишь на 310-й странице впервые допускает более глубокое соображение, нежели простое перечисление фактов, - он анализирует процесс собственного сочинительства. Сочиняя музыку, композитор, по мнению Прокофьева, раздваивается на изобретателя, который непрерывно поставляет музыкальный материал, и критика, который этот материал большей частью бракует. При правильном соблюдении производственного процесса оба в конце концов отольют из тонн ненужного песка золотой слиток, которым может оказаться что угодно: удачная мелодическая фраза или цепочка аккордов. Тогда слиток нужно отложить в сторону и приниматься за выработку следующего. Фактически этот уникальный, честный и вдумчивый фрагмент "Дневника" сам является чем-то вроде золотого слитка в бесконечном круговороте фактов прокофьевской жизни.

/Екатерина БИРЮКОВА/