"ЩУКИН ПИСАЛ: "ПИКАССО ОВЛАДЕЛ МНОЙ, СЛОВНО ГИПНОЗ ИЛИ МАНИЯ"

Издательство "Трилистник" выпустило книгу "Жизнь и коллекция Сергея Ивановича Щукина". В конце ее приведен каталог щукинского собрания. Рассматривая его, поражаешься - вроде и так знал, что всех импрессионистов и постимпрессионистов привезли к нам Щукин и Морозов. Но одно дело - знать, а другое - видеть, что ставшие классикой, теперь хрестоматийные, картины Ренуара, Мане, Ван Гога, Гогена, Сезанна, Матисса и Пикассо, хранящиеся в Пушкинском и Эрмитаже, происходят из собрания Щукина, чье собирательство казалось современникам безумием. Интерес к коллекционеру этим летом подогрел скандал, связанный с иском внука Щукина Андре-Марка Делок-Фурко, требовавшего компенсацию за национализированное наследство. С вопроса об этом и начала разговор с автором книги Натальей СЕМЕНОВОЙ обозреватель "Известий" Ольга КАБАНОВА.

- Вы дружны с Делок-Фурко, он написал предисловие к вашей книге. Понимает ли он тщетность попыток вернуть национализированную коллекцию деда?

- Знаете, раньше все мы представляли коллекционеров как герцогов эпохи Возрождения, все это было далеко. А сегодня, когда знаком с ними лично, лучше понимаешь и историю Щукина. Вот кто-то вспоминает, что Сергей Иванович никогда не тратил на картины капитал, а только прибыль. Так и сейчас - просишь спонсора дать денег, а он говорит: денег нет, все в деле. Теперь очень живо представляешь, как Щукин приходит к Матиссу, у которого нет денег, они сидят в ресторане, торгуются. А потом Матисс покупает на деньги, полученные от Щукина, имение. Теперь люди по-другому относятся и к проблеме наследства. Видишь, человек собирает коллекцию, и думаешь, что вот ее отберут и детям ничего не оставят. Андре-Марк - человек западной культуры, у него другие позиции: за конфискацию надо получить компенсацию.

- Но это невозможно.

- Я говорю ему, что мы отменили право наследования, а он отвечает: европейский закон предполагает компенсацию. Конечно, он не рассчитывает вернуть коллекцию, да и она ему не нужна - куда вешать картину, страховая стоимость которой миллион долларов, а других там нет. К тому же он только в 50 лет узнал, что его дед имел коллекцию, приблизительная стоимость которой сегодня 3 миллиарда, и крупнейшие музеи мира ждут своей очереди, чтобы ее показать. Но вообще учтите, все Щукины - необычные люди. И Сергей Иванович не просто так дал денег на психологический институт.

- А почему?

- У него два сына покончили собой. Вообще в третьем поколении всех известных купеческих семей были больные люди. Этому есть объяснения: во-первых, в этой среде было много родственных браков, во-вторых, почти все второе поколение переболело сифилисом. Но повторяю, все Щукины были неординарными людьми. И Андре-Марк талантливый человек. Но когда мы с ним встретились в 1991 году, он ничего не знал о ценности коллекции деда, в его буржуазной семье Пикассо и Матисса не считали за художников. Ну и ущемленное самолюбие - Андре-Марка ведь никогда на выставки не приглашают. Если бы сделать ему, как наследнику, какие-то реверансы, то, может быть, никаких исков бы и не было.

- Сергей Иванович Щукин - загадочный человек. Третьяков - это понятно, он собирал русских художников, тогда прогрессивных. А Щукин - французов, которых, как Матисса, и на родине в то время не ценили.

- До сорока лет Сергея Ивановича живопись вовсе не интересовала. Его два брата были собирателями. Федор Иванович собрал музей - теперь это почти половина коллекции Исторического. А Дмитрий Иванович вообще вышел из дела, стал рантье и собирал своих голландцев. Сергей Иванович в детстве был болен - так заикался, что не мог говорить. До 18 лет он воспитывался с сестрами дома, в семье считали, что он ни на что не годен. Потом его лечили в Германии, помогли, но он так и остался заикой. Многие считают, что коллекционирование - это компенсация за какой-то внутренний ущерб. В случае Щукина так и было. Сначала он утвердился в бизнесе, а потом стал коллекционировать. Вдохновил его на собирательство младший брат Иван, рантье и плейбой, живший в Париже и друживший с Роденом. Он ввел Сергея Ивановича в свой круг, и тот заболел живописью.

- Но почему все же он стал рисковать и покупать непризнанных?

- Теперь, когда я вижу нынешних коллекционеров, понимаю - сознание того, что ты кого-то открыл, приносит огромное удовлетворение. Да и цены были небольшими. Но вообще у всех Щукиных был "нюх". Сергей Иванович начал с импрессионистов и собирал их три года. Ну с ними понятно: в России были Серов, Коровин - это близко. Но потом он быстро прорвался к Гогену, Сезанну, Ван Гогу. Раза три в год, когда приходили деньги, он ехал в Париж и делал закупки. Сначала у дилеров, потом напрямую. В 1905 году произошел перелом - он познакомился с Матиссом. И случилось то, что многократно описано, - он взял у Матисса натюрморт на две недели, сказал, что если понравится, то он его купит. С тех пор у Щукина сложились особые отношения с этим художником. Он покупал у него авансом еще не законченные картины. В 1909 году Матисс писал ему на заказ "Танец", от которого Щукин чуть не отказался после того, как картину дружно обругали французские критики. За два года до этого у Щукина умерла жена, и он стал покупать больше, чем всегда: Гогена, Сезанна, Брака и даже Пикассо. И если он ничего не говорил об импрессионистах, то о Матиссе и Пикассо ему пришлось много высказываться.

- Почему пришлось?

- Потому что надо было объяснять окружающим, что они не шарлатаны. Щукин, в отличие от Морозова, пускал посетителей в свою галерею, где они просто шалели от увиденного. Щукин их просвещал, навязывал свое мнение. В первый раз картину Пикассо его уговорили купить - очень дешево. Он повесил "Девушку с веером" у себя в коридоре, каждый день в течение нескольких месяцев смотрел на нее, картина постепенно стала его затягивать, и он наконец понял, что не может без нее жить. Он говорил, что когда смотрит Пикассо, то чувствует во рту осколки стекла, но другая живопись кажется ему после этого пресной и жалкой. Щукин писал: "Пикассо овладел мной, словно гипноз или мания". За четыре с половиной года он купил 51 картину Пикассо, 16 картин Дерена и Анри Руссо, которого никто тогда не покупал. Он первым купил Оделона Редона. Он собирал страстно. Это было как любовь - он заболевал художником, покупал, потом шел дальше, никогда не возвращаясь к прошлым привязанностям. В какой-то момент Щукин начал опережать свое время - покупал то, что было признано много позже.

- Почему он завещал свою коллекцию Третьяковке?

- Потому что она не была нужна семье - ни жене, ни детям. Он написал завещание сразу после смерти первой жены, где всю коллекцию отписал Третьяковке. А когда он купил "Танец" и "Музыку" Матисса, там все ужаснулись. И Сергей Иванович разрешил не брать их в галерею.

- Значит, коллекционерами стало второе поколение тех, кто заработал большие деньги?

- Да, дети тех, кто еще до реформ - предки Щукины не были крепостными - начал делать деньги. Отец Сергея Ивановича был типичным представителем "темного царства" Островского и засыпал в опере. Сам Сергей Иванович был очень умелым предпринимателем, его даже называли министром коммерции. В 1905-м по дешевке скупил мануфактуры, а когда волнения улеглись, то цены на них взвинтил. То же самое он попытался сделать во время Первой мировой войны, но только деньги потерял.

- Щукин жил на широкую ногу?

- Сто лет назад "новые русские" хотели испытать все возможные удовольствия. Но Сергей Иванович никогда, как один из Морозовых, не посылал стирать рубашки в Лондон, не требовал, как другой Морозов, выселить всех со своего этажа в гостинице и не устраивал вольеры с леопардами, как Рябушинский.

- Щукин эмигрировал вскоре после революции, он собирался вывозить коллекцию?

- Он был прозорливым человеком и чувствовал, что в стране происходит что-то не то. Хотел уехать жить на Женевское озеро, но вторая жена сказала, что не может без России, и они остались. Сразу после переворота он пытается спасти коллекцию, перевести ее в Музей изящных искусств (но там выключили отопление), потом - в Кремль. В 1918 году, за несколько дней до начала красного террора, он вместе с семьей уехал по поддельным документам в Германию. Его маленькая дочка, одетая в бедное платье, везла куклу Тамару, в которую были зашиты бриллианты. Потом семья с большим трудом - нигде русских не хотели принимать - переезжает во Францию. Русские промышленники были патриотами и держали деньги в русских банках. Но немалая, видимо, сумма хранилась у Щукина и в Стокгольме. На эти деньги его большая семья жила почти тридцать лет. Была куплена хорошая квартира, где по воскресеньям подкармливали бедных соотечественников. Но денег Щукин никому не давал: существует легенда, что у него просил денег Набоков, но не получил их.

- Он тосковал по России?

- Его дочь говорила мне, что не понимает этого слова. Сергей Иванович в эмиграции быстро угас, он умер в 1938 году, но последние двадцать лет жил по инерции. Он знал, что происходит в России с его собранием, считал, что ничего уже родине не должен и 1926 году написал новое завещание, где все оставил своим детям. В его некрологе Александр Бенуа написал, что жизнь Щукина была подвигом. Его собирательство было перебарыванием себя.

- Но теперь подвиг Щукина оценен родиной.

- Только теперь. После национализации организовали Первый музей нового западного искусства (бывший Щукина), и Второй - (бывший Морозова). В 1928 году их слили в Государственный музей нового западного искусства, сначала там в каталоге были пометки "Щ" и "Б", но и они вскоре пропали. В 1948-м по приказу Сталина музей расформировали. Тогда Герасимов писал, что убьет того, кто выставит Пикассо. Коллекцию распределили между Пушкинским музеем и Эрмитажем. И вот два директора этих музеев, Меркулов и Арбели, лично делили между собой картины - это тебе, это мне. У Арбели жена занималась французской живописью, она его накрутила, и Эрмитаж взял все самые большие вещи - "Музыку" и "Танец" Матисса, всего кубистического Пикассо, а Пушкинский - самые консервативные. Когда Александре Андреевне Демской в середине 50-х поручили писать историю Пушкинского музея, то она не нашла ни одного документа о Щукине. А когда 1985-м я впервые подала заявку на книжку о нем, то это была запретная тема - как сталинские репрессии. У нас был только один собиратель - Павел Иванович Третьяков, ну еще Бахрушин. И других быть не могло.

/Ольга КАБАНОВА/