ЛЮК БОНДИ ОБВИНЯЕТ

В столице Австрии на Wiener Festwochen закончился показ спектакля Cruel and Tender, затронувшего животрепещущую тему борьбы с терроризмом. Венский фестиваль, интендантом которого является Бонди, давно уже стал одним из самых политизированных театральных форумов. Теперь стихия политического театра проникла в спектакль самого интенданта.

Европейская знаменитость Люк Бонди приезжал на гастроли в Россию лишь однажды. В рамках Театральной олимпиады сыграли его спектакль "Чайка", поставленный в венском Бургтеатре. Бонди транспонировал пьесу Чехова в современность, но при этом волшебным образом сохранил в ней весь комплекс идей рубежа веков. Глядя эту нешумную, но умную постановку, сложно было вообразить, что спустя несколько лет поднятая культурным истеблишментом Европы антибушевская волна захлестнет с головой и венского эстета.

По неведомой для меня логике, в основе его спектакля лежит трагедия Софокла "Трахинянки", но от первоисточника, если задуматься, не осталось в Cruel and Tender ни действующих лиц, ни смысла. В пьесе Софокла представлена одна из версий смерти Геракла. Он погибает от рук собственной жены Деяниры. Несчастная, ревнуя своего величавого мужа к женщинам, которых тот познал в многочисленных странствиях, дает ему плащ, пропитанный кровью убитого им когда-то кентавра. Деянира уверена (так сказал перед смертью сам коварный кентавр), что плащ этот обладает чудесной приворотной силой, но она заблуждается так же, как заблуждался другой герой греческого классика - царь Эдип. На самом деле кровь кентавра - смертельный яд, от которого Геракл погибает в страшных муках.

Великий трагедиограф не осуждает ни богов, оставивших человека наедине с непостижимой судьбой, ни самого человека. Он лишь призывает его быть мужественным в жизненных испытаниях.

В спектакле Бонди (трагедия Софокла была актуализирована английским драматургом Мартином Кримпом) Геракл превращен в генерала, сражающегося с террористами на просторах негостеприимной Африки. Деянира - в Амелию, проживающую в некоем европейском мегаполисе и изнывающую от разлуки с мужем. Сын героя - в компьютерного наркомана, не выпускающего из рук джойстика. Трахинянки, то есть хор, - в массажисток и горничных. Вестники - в работников спецслужб. Наконец, новая пассия Геракла (то есть генерала) - в миловидную представительницу негроидной расы, которую вместе с ее малолетним сыном приводят в дом Амелии, выдавая их за беженцев. Дальнейшие события имеют к Софоклу совсем уж отдаленное отношение. Амелия, поняв, что жестоко обманута, покушается на убийство генерала, но их сын спасает отца и сам убивает мать. Отец, весь окровавленный, с обнаженным и туго перетянутым бинтом членом (кто тут постарался больше - террористы или жена, как-то не очень понятно), совершенно потерял на войне человеческий облик. Он грубит прислуге и выплескивает в лицо сиделке собственную мочу, спущенную через катетер в специальный контейнер. Он, как понимаем мы ближе к финалу, военный преступник, в своей борьбе с террором не останавливавшийся даже перед убийством подростков, полагая их - впрочем, вполне справедливо - самыми опасными террористами.

На место диалектики человеческого знания, основополагающей у Софокла, в спектакле Бонди заступает диалектика борьбы со злом: попытка победить его силой оружия приводит к нравственному разложению - семьи, общества, отельного человека. Когда-то мысль, родственная этой, с потрясающей силой была выражена в фильме Фрэнсиса Копполы "Апокалипсис сегодня", где Марлон Брандо играл боевого генерала, создавшего в непроходимых джунглях свое деспотическое мини-государство. И вот что интересно - в основе шедевра Копполы не лежал мифологический или классический сюжет, но по силе образов он был вполне сопоставим с шекспировской и античной трагедиями. Спектакль Бонди, напротив, лишает сюжет Софокла величия и трагизма. В первой части Cruel and Tender скатывается в бытовую драму (которая, в свою очередь, скатывается в мелодраму), во второй - в социальный памфлет. При этом артисты, играющие главные роли - Керри Фокс, прославившаяся после фильма Патриса Шеро "Интим", и звезда знаменитой европейской труппы "Голландия" Джерон Виллемс, - вполне тянут на трагических героев. Ей, крупной женщине с экспрессивным лицом и сильным грудным голосом, вполне по силам создавать на сцене образы Медеи или той же Деяниры. Ему, высоченному красавцу-мулату, убедительно впадающему в гнев, играть бы Отелло. Но вся их мощная актерская психофизика нужна спектаклю Бонди, как "Запорожцу" двигатель от мощной гоночной машины. Чем жарче их темперамент, тем сильнее трещит по швам ненадежная конструкция этой притворяющейся трагедией антибушевской агитки.

Вероятно, все дело в том, что Коппола подчинил проблемы времени своему таланту. Красота вертолетной атаки, разворачивающейся под музыку Вагнера, в конечном итоге была для него важнее идеологического месседжа фильма. Бонди, напротив, принес талант в жертву политическим нуждам эпохи. Он без остатка растворил свое бесподобное умение играть нюансами и полутонами в стихии чуждой ему эстетики политического театра. Он не знал или забыл, что такие жертвы почти всегда бывают напрасны.

/МАРИНА ДАВЫДОВА/