НАТАЛИЯ КАСАТКИНА: "МИНИСТР КУЛЬТУРЫ ФУРЦЕВА ПРОСИЛА: "НУ НАДЕНЬТЕ НА ЕВУ ЮБОЧКУ..."

В понедельник у знаменитой балерины и хореографа Наталии Касаткиной - юбилей. Только что со своим мужем и постоянным партнером Владимиром Василевым она побывала на гастролях в США, где были показаны поставленные ими балеты "Ромео и Джульетта" и "Щелкунчик". С НАТАЛИЕЙ КАСАТКИНОЙ побеседовал ГЕОРГИЙ МЕЛИКЯНЦ.

- В нынешнем году вы были в Америке трижды. В том числе работали над постановкой вашего знаменитого балета "Сотворение мира". Это уже вторая постановка "Сотворения" в Америке?

- А вообще это его шестьдесят первая постановка на разных сценах мира, при том что первый спектакль в Ленинграде хотели снять с репертуара. Спецкомиссия нашла в нем, как нам объяснили, "тридцатипроцентный секс"... Министр культуры Фурцева просила: "Ну наденьте на Еву юбочку..."

- Шестьдесят одна постановка - хоть вноси в реестр Гиннесса... Мне посчастливилось видеть премьеру с Барышниковым. Кстати, вам приходилось встречаться с ним на Западе?

- А как же. Он ведь очень общительный человек, я думаю, если б его так не "опекали", он не остался в Америке, а стал бы Героем Социалистического Труда. Он же парень из общежития. У него была девочка, которую не выпускали за границу, когда уезжал он. Это была форменная охота: убежит - не убежит. В итоге добились. Когда в Лондоне осталась Наталья Макарова, он смеялся: "Охотились за мной, а ушла Макарова". Но вообще в "уходах" есть одна особенность. Например, из нашей труппы "уходили" в основном те, кто жил в общежитиях: они мыкались, хотели большего и, не получая, решались на крайнее. Миша, Саша Годунов, Малахов... Пожалуй, один лишь Ирек Мухамедов коренной москвич... Возможно, я ошибаюсь.

- Вы уверены, что Барышников не был антисоветчиком?

- Не был. И очень многие не были. Сейчас они все там преподают. Володя показывал Мише прыжки, которые теперь известны как "прыжки Барышникова".

- Не обидно?

- А что обидно? Искусство принадлежит народу. Какому именно народу, Ленин же не сказал.

- Я присутствовал на репетициях в балете, видел работу танцовщиков, их напряжение. И не могу представить, как можно выучить все эти движения...

- А вам понятно, как можно выучить литературный текст? Сорок, пятьдесят пьес? В классическом балете есть основа - так называемые пять позиций. Это начальная грамота. Великие хореографы потому великие, что поднимались над грамотой. Нам посчастливилось работать с Голейзовским: этого гения до сих пор мало знают, а ведь он обогатил балет, может быть, больше, чем кто-либо другой. Одни "Половецкие пляски" чего стоят! Он умел соединить необходимую в любом деле муштру с человеческой природой. Голейзовского считал учителем Баланчин и считает Бежар - он раздвинул перед ними горизонт: вот, мол, есть классика, а я покажу вам еще что-то. По существу он создал сегодняшний балет, но его "закрыли", 25 лет ему не давали работать. Однажды, выходя из театра, он сказал: "Не забудьте взять оружие" (конечно, имелось в виду бутафорское). Тогда террористов не было, но его забрали куда следует: зачем вам понадобилось оружие?

- Теперь я знаю, кто ваш главный учитель... На Западе писали, что лучшие "Лебединое озеро", "Щелкунчик" и "Дон Кихот" принадлежат вам.

- Не знаю, лучшие ли, но нам удалось сжать их, придать динамику, убрать то, что сегодня лишнее. Сейчас мы работаем над "Спящей красавицей" - самым "придворным" из всех балетов. Половина танцев в нем будут новые. Разумеется, оставим все наработанные шедевры.

- А что при этом сделаете с музыкой? Это же Чайковский!

- Когда в далекой молодости мы пришли на "Дон Кихота", то увидели такую тоску! Во время действия были "сидячие антракты": занавес закрывался, люди 5-7 минут сидели и ждали. Таковой была эстетика придворного балета. Объясняю на примере "Лебединого озера". В нем ничего нельзя тронуть. Пожалуй, что-то еще можно на балу, когда приводят невест... Мы поставили себя на место своих предшественников, и оказалось, что драматургия может быть совсем другой. Последовательной. В "Спящей" мы делаем то же: сохраняем шедевры, убираем всю муштру, то есть то, что люди выучили и повторяют из года в год, и стараемся наполнить музыку новым смыслом. Чайковский гораздо глубже, чем мы видим его на сцене.

- И где будет премьера?

- В Канне, во Дворце кино.

- Почему в Канне?

- Нас пригласили туда на 27 августа. Через Министерство культуры. В Москве спектакль намечен на 5 или 6 октября на новой сцене Большого.

- 2004 год для вас трижды юбилейный: в 1934-м родились, в 1954-м впервые вышли на сцену Большого...

- Знаете, кого я увидела в тот день в театре? Своего отца. Он был просто инженером, однако в расчетах сооружений ему равных не было. Его работы - павильон СССР на Всемирной Парижской выставке 1937 года с "Рабочим и колхозницей" Мухиной, здание Московского университета на Воробьевых горах, кинотеатр "Ударник", Концертный зал Чайковского. На выставке в Париже он удивлял французских строителей тем, что свои идеи за неимением времени вычерчивал в буквальном смысле на песке. Когда он возвратился в Москву, его забрали в НКВД и упорно доискивались: где чертежи, не продал ли он их империалистам. В день своего дебюта в Большом, 3 марта 1954 года, я увидела его за сценой. "Что ты здесь делаешь, папа?" - "Мы тут с комиссией разбираемся, какой ремонт нужен театру". Прошло полвека, а с этим все еще разбираются...

- И тогда же, в 1954-м вы встретились с Владимиром Василевым.

- Начинала я, как все, с кордебалета. Тогда в Большом работали изумительные актеры, гениальные педагоги, но репертуар был узок. Чтобы работать и зарабатывать, актеров распределяли в небольшие группы и отправляли на гастроли по стране. С одной из таких групп уезжал Володя, но у него заболела партнерша. Его друг посоветовал взять с собой молодую способную девочку. "И последи за ней: я собираюсь на ней жениться". С тех пор мы с Василевым уже 50 лет не расстаемся, все пополам - и радости, и огорчения, которых нам выпало немало. А с Андреем, так звали нашего друга, мы сохранили очень хорошие отношения.

- Что Василев обещал вам подарить в день рождения?

- Еще 20 лет назад обещал подарить здание театра. Да-да, уже 20 лет как театру отвели землю, огородили ее забором на пересечении Ленинградского проспекта и улицы Скаковой. Но работа не идет: нет денег. Если я приду к ответственным лицам и заявлю: не надо мне вашего театра, - думаете, кто-нибудь об этом пожалеет? Скажут: ну и хорошо, одной заботой меньше. Не правда ли, странно, Государственный академический театр классического балета уже 30 лет существует только на афише. Мы работаем на чужих сценах, платим за аренду помещения, за оркестр, за перевозку декораций... А ведь нас включили в президентскую программу по культуре. За время работы наши артисты получили 19 золотых наград на международных конкурсах, о серебряных не говорю, пять премий Парижской академии танца. В нашем репертуаре 22 спектакля, ни в одном театре столько нет. Сегодня наша Екатерина Березина - украшение любой балетной сцены мира. Трудно говорить об этом в день юбилея. Но поверьте: театр нужен прежде всего не мне и Василеву, а коллективу. Нельзя к нему так относиться!

/ГЕОРГИЙ МЕЛИКЯНЦ/