РОЗА ПАХНЕТ СКАНДАЛОМ

Одним из самых спорных спектаклей в Зальцбурге стал "Кавалер розы" Рихарда Штрауса, который поставил молодой англичанин Роберт Карсен, а за дирижерский пульт встал Семен Бычков. Гнев критиков не остановили ни сказочный звук Венских филармоников, ни весьма удачно подобранные исполнители главных партий. Что же так задело видавшую виды европейскую прессу, попытался выяснить обозреватель "Известий" ИЛЬЯ КУХАРЕНКО.

Знаменитая опера Рихарда Штрауса и Гуго фон Гофмансталя продолжает коллизии моцартовской "Свадьбы Фигаро" - юный Октавиан, как и Керубино, влюблен в более искушенную княгиню Верденберг (у нас принято говорить "маршальшу", но звучит это грубовато). Только на этот раз он не паж, а офицер и влюблен совсем не платонически. Весьма красноречивое прозвище Октавиана: "Канкан". Пикантно, что, как и у Моцарта, юного повесу поет женщина. Но огромная постельная сцена с двумя дамами в одной кровати еще не верх двусмысленности. Октавиан, как и Керубино, переодевается камеристкой, но не ради невинной забавы: он (она?) откровенно провоцирует мужлана-барона на всевозможные непотребства, дабы потом обвинить его в совращении несовершеннолетних. При этом Октавиан успевает изменить своей прежней возлюбленной ради юной, но менее знатной Софи Фанниналь. Но благородная Мари-Тереза вместо скандала и мести проникается к юной девушке симпатией и не только помогает избавиться от вульгарного жениха - барона Окса, но и уступает своего юного любовника, понимая, что ей - тридцатилетней женщине - не удержать возле себя семнадцатилетнего мальчика.

Роберт Карсен перенес действие из XVIII века во времена "Голубого ангела". Та же Вена, те же роскошные анфилады, обитые пурпурным шелком, те же кружевные неглиже. Разница в прическах да верхней одежде - по-другому взбитые локоны, косо скроенные платья, военные мундиры и так далее. Анфилада во всю широченную сцену Grosses Festspielhaus, когда зритель видит, что происходит в соседних комнатах, - самая, пожалуй, остроумная идея художника Петера Пабста. Вместо того, чтобы сократить непомерную массовку, Карсен сделал все наоборот - к каждой тарелке подходил отдельный лакей. У княгини вместо одного негритенка завтрак сервировала целая толпа слуг. Барона Окса и отца Софи сопровождали по дюжине прихлебателей. И наконец, в комнату Мари-Терезы вводили целую свору борзых, а Октавиан, которому поручено вручить невесте барона пресловутую серебряную розу, въезжал прямо в столовую на белом коне в сопровождении целого кадетского полка с шашками наголо. Эти толпы вызвали множество язвительных замечаний, но выглядели оправданно и стильно, и, что самое главное, они были почти бесшумны и не мешали музыке.

Любовный квадрат (Мари-Тереза-Октавиан-Софи-барон Окс) Роберт Карсен разыграл виртуозно. Адриена Пьечонка в роли княгини была не просто изумительной вокалисткой. Здесь тоже можно поспорить с недовольными критиками. Просто ее героиня была не самоотверженной и благородной любовницей-матерью (какой ее привыкли играть со времен Лотты Леман), а скорее мудрой, скептичной и немного эгоистичной знатной дамой, которая привыкла "легко брать и легко отдавать". Ее куда более страшила собственная старость, чем потеря юного любовника. Еще не сказав все горько-благородные слова Октавиану, она уже начала флиртовать с красавцем-полицмейстером. Именно поэтому ее сочувствие к Софи так убедительно.

Фигура фельдмаршала (который у Штрауса так и не появляется на сцене) в этом спектакле играла важную роль. В первой сцене его портрет висел над пологом и светился в темноте, а сам фельдмаршал во плоти в характерном шлеме с зеленым плюмажем появлялся в финале с целой армией солдат, застывая в призрачном дыме над новобрачными. Война, армия и оружие все время маячили у Карсена и Пабста за всеми излишествами венского стиля. А в доме у Фанниналя на стенах в столовой красовалась огромная батальная панорама.

Анжелика Киршлягер и Миа Перссон - Октавиан и Софи - были замечательно убедительны в роли семнадцатилетних. Не фарфоровых статуэток с камина, а вполне живых, темпераментных и не всегда приятных молодых людей, со своими комплексами и истериками. Обладатель очень красивого баса Франц Хавлата в роли грубого и развратного барона был скорее угрожающ своим хамством, нежели комичен. А в финале, униженный и оскорбленный, он больше походил на трагичного шекспировского Мальволио, нежели на одураченного простака из венской комедии.

Главной причиной скандала стал бордель, в котором у Карсена проходят все финальные сцены оперы. Октавиан обращается за помощью к проституткам, и те переодевают его в разбитную бабенку Мариандль. Бордель - это тоже анфилада, и во время остроумного диалога Октавиана-Мариандль с бароном Оксом на непереводимом венском диалекте в соседних комнатах происходит все то, что обычно происходит в публичном доме, - без купюр. В какой-то момент в комнату к барону и его пассии заходит голый мужик, надевает брошенные на диване часы и неспешно удаляется. Потом в бордель приходят и Фанниналь, и Софи, и сама княгиня. В борделе же звучит финальное трио, которое сам Штраус считал своей самой большой удачей и просил сыграть на его похоронах.

Может, и слишком, но остроумно и довольно убедительно (если не считать трех знатных персон, выясняющих отношения в публичном доме). Во всяком случае, не стоит всего этого шума. Особенно жаль, что вместе с режиссером во гневе покусали и дирижера, тогда как работа Бычкова - выше всяких похвал. Так страстно и так тонко, не потеряв драматизма, но и не разорвав тончайшее кружево партитуры, "Кавалером" сейчас могут продирижировать немногие, особенно среди наших соотечественников. Как нынешних, так и бывших.

/Илья КУХАРЕНКО/