"ВСЕ МЫ СТАЛИ РОДНЫМИ"

С утра идет снег, а возле метро "Пролетарская" - люди с живыми цветами. Все они торопятся туда, на Дубровку, где год назад многие из них потеряли своих близких. В воскресенье бывшим заложникам и их родственникам пришлось заново пережить те страшные дни.

Площадь у Театрального центра на Дубровке. Милицейское оцепление. Цветы присыпаны снегом. Люди приходят задолго до начала. Встречи, объятия, слезы. Прошедший год сделал их одной семьей. Галина Делятицкая, хореограф "Норд-Оста", - одна из немногих, кто во время штурма не спал и видел все от начала и до конца:

- Мы были на балконе, а весь партер застилала пелена, ее было видно сверху. Было жутко от того, что все храпели. Пронзила мысль: они сейчас спят и уже не проснутся. И страшное бессилие от понимания того, что я ничем не могу помочь. Хотя, конечно, я пыталась как-то растолкать людей вокруг, привести их в чувство... Мы были в полузабытьи. Помню повалившиеся в разные стороны тела серого цвета. Помню, как зал синхронно заполнился альфовцами. Они действовали очень слаженно. Такая сила, мощь вошла в зал, и тогда я поняла - мы спасены. Количество погибших мы узнали гораздо позже. А вначале просто искали друг друга, и когда находили - это была такая радость! Все мы стали родными...

На третьем этаже Театрального центра молодую девушку окружили люди. Год назад она пришла на мюзикл вместе с другом. Он погиб.

- Помню, что с меня кого-то свалили. И кто-то, кого я не видела, сказал: "О, живая!" Вот эту фразу я услышала... В автобусе - прислонилась, хоть и холодно у окна. Надо было держаться, иначе упадешь. Направо смотрю - тело лежит... Не знаю, кто был мертв, кто жив, но всех, кто там лежал, везли в больницы, - вспоминает она.

В шесть утра 26 октября истекал срок, после которого террористы обещали начать расстреливать заложников. В семь утра штурм Театрального центра уже закончился. Сто тридцать погибших, чьи имена сегодня на доске памяти, уже поздно было спасать.

Сергей Карпов возглавляет организацию "Норд-Ост", которая защищает права жертв терактов. Год назад он потерял здесь 31-летнего сына:

- Душевные раны не заживают. Тяжесть утраты все больней. Многие выжившие болеют, уходят в себя. В работе с бывшими заложниками тяжелого ничего нет, мы прекрасно понимаем друг друга - у всех одно горе. Тяжелей пробивать стены безразличия властей.

Александр Шабалов, директор московской "Службы спасения", вспоминает, как спасатели в первый же день, разрезав решетки, вывели 22 человека из гримерных. 26 октября спасатели увидели полный зал бездыханных тел и подумали, что все мертвы.

- Реально можно было спасти гораздо больше, если бы лучше организовали работу по оказанию медицинской помощи. Руководства было много, а работать - некому. Машины "скорой помощи" были блокированы и не могли сюда проехать. У нас были и средства индивидуальной защиты, и аппараты искусственного дыхания. Но нас никто не предупредил, а подъехать близко мы тоже не смогли, поэтому и наши ребята тоже получили отравление.

Горят лампадки. Пожилой мужчина спешит поставить у доски портрет. С портрета, улыбаясь, смотрит девушка. На падающий снег. На священника с кадилом. И на того человека, что, поставив портрет, тихо отошел в сторону. "Упокой, Господи, души усопших раб твоих!" - говорит священник. Кто-то не выдерживает и начинает плакать.

В воскресенье на Дубровке не говорили о тех, кто виновен в гибели заложников. Люди просто пришли вспомнить о своих близких. А выжившие называют 26 октября вторым днем рождения. Грустным, со слезами, но все же днем рождения.