ПАПСКИЙ ДВОРЕЦ СТАЛ НЕМЕЦКИМ ПРЕДМЕСТЬЕМ

Спектакль Томаса Остермайера "Войцек" сыграли на главной площадке авиньонского фестиваля.

На этих древних стенах лежит такая патина времени, что она сама по себе придает значительность всему происходящему. В "Войцеке", перенесенном в огромный по театральным меркам двор папского дворца с небольшой сцены берлинского "Шаубюне", и вовсе появилось что-то космическое. Индустриальная воронка, где разворачиваются главные события спектакля, напоминает то ли кратер потухшего вулкана, то ли - что вернее - след от летающей тарелки. На самом деле это просто окраина мегаполиса. Типичные городские джунгли, где грязное озерцо, разлившееся рядом с водопроводной трубой, кажется обитателям подлинной Ривьерой. В "Шаубюне" пространство размыкали с помощью выполненного в гиперреалистической манере задника. Тут присобачили огромные рекламные щиты с томными мужчинами и сексапильными женщинами. Войцек тут, конечно же, никакой не солдат. Просто местный маргинал, слегка с приветом - бессмысленный, но и безобидный. Ловит в озерце лягушек и собирает водоросли. Для каких целей - непонятно. У него есть дружок, держатель притулившегося здесь же у "кратера" ларька, вокруг которого и тусуются местные алконавты, социальные низы, польские эмигрантки... Армейский антураж пьесы трансформирован в подчиняющуюся своему жесткому регламенту жизнь городской окраины. Время от времени в эту свинцовую, унылую жизнь врываются витальные скинхеды. Для большей убедительности один из них даже ведет на поводке оглушительно лающую овчарку. В припадке ничем не спровоцированной ярости они метелят Войцека, шугают всех, кто подворачивается под руку, громят ларек, пугают женщин и детей. Выплеснув энергию, успокаиваются. Для них это такая же забава, как и игра в регби, которой они займутся чуть позже. Между ними и жителями окраины никакого принципиального антагонизма нет. Они тоже часть городского пейзажа. Есть на свете пьяницы, есть проститутки, есть сумасшедшие, а есть скинхеды. Каждому - свое.

Самый колоритный персонаж - тамбур-мажор, превращенный в спектакле в комического нувориша (гарниром к выпендрежному костюму служат дорогие часы, дорогие очки и кобура с пистолетом). Скинхеды относятся к нему с почтением (человек авторитетный, денег до фига), но и с легким презрением - все-таки не свой. С видом отдыхающего первой категории этот тщедушный хозяин жизни купается в местной луже у канавки. Купание превращено в пародию на мужской стриптиз. Долго и любовно он снимает со своего худосочного тела многочисленные предметы туалета. Потом долго пристраивается к луже, виляя задницей на самой авансцене. Наконец прыгает и самозабвенно плавает в ней кролем и брассом. Воды в луже по щиколотку. Скинхеды наблюдают за ним сначала равнодушно, потом с любопытством, потом с азартом - прыгнет или не прыгнет. Скука смертная - а тут такой аттракцион. Собственно, все прочие развлечения жителей предместья - это тоже плавание в луже. И жестокость недобрых молодцев тоже от скуки. А еще от просмотра боевиков, где жизнь героев, в отличие от их собственной, полна приключений. От прослушивания мелодий и ритмов современной эстрады - танцуй, пока молодой. Скинхеды у Остермайера - эдакие флибустьеры эпохи MTV: отметелят очередную жертву - и ну плясать рэп.

Драма Георга Бюхнера "Войцек", ставшая одним из популярнейших произведений в современном европейском театре, при жизни автора даже не была напечатана. Она существовала лишь в виде неразборчивой рукописи, которую нашли и расшифровали через сорок с лишним лет после его смерти. С тех пор все разгадывают и разгадывают эту странную пьесу с простым сюжетом (солдат Войцек из ревности убивает свою сожительницу, мать своего сына Марию) и загадочным содержанием. Убогий Войцек всем существом ощущает давление материального мира и страх перед ним.

По Бюхнеру, именно в этом недалеком герое - с точки зрения окружающих, не человеке даже, а каком-то биологическом объекте - бушует и ищет воплощения мятущийся дух. Войцек - человек, тамбур-мажор или доктор - враждебный ему мир.

Остермайеру этот самый мир куда интереснее самого Войцека. Ему интересно проследить, как он станет его частью, как, убив Марию, постарается повторить все телодвижения скинхедов-рэперов. В исполнении звезды "Шаубюне" Бруно Катомаса он не столько маленький человек, сколько психопат-киллер. Катомас - это вообще новое издание гения "Берлинер Ансамбль" Мартина Вуттке, то есть артист, превосходно умеющий играть истерию. Но до Вуттке ему все же далеко - труба пониже, дым пожиже.

Сам же Остермайер принадлежит к числу тех режиссеров, которые не пролагают новых путей в искусстве, но зато из раза в раз, с завидным постоянством демонстрируют высочайший профессионализм - умение сделать точный кастинг, придумать не кажущуюся притянутой за уши концепцию, найти в пьесе некий манок, который заставит смотреть ее современного зрителя, изобретательно, не по-эпигонски использовать театральные приспособления, придуманные другими. Его отлично сделанный спектакль несколько раз застывает:

1) на грани шоу (специально для авиньонских зрителей он даже придумал вставной номер - на сцене вдруг появляются три высокопрофессиональных рэппера и показывают фашикам настоящий класс);

2) на грани фола (ребеночка Марии изображает в спектакле смешной карлик, который вдруг выскакивает из своей колясочки и танцует вместе с фашиками);

3) на грани physical comedy (Войцек бреет тамбур-мажору не лицо, как в пьесе Бюхнера, а задницу и внутреннюю часть ног - наводит пляжный марафет);

4) на грани цирка (Войцек топит тело убиенной Марии в мелкой луже, и оно и впрямь проваливается вдруг в какую-то Марианскую впадину).

Постановки руководителя "Шаубюне", выбранного худруками Авиньона в качестве главной фигуры нынешнего фестиваля, собственно, и есть некая квинтэссенция современного немецкого театра, который умудряется остаться театром, будучи при этом всем на свете.

/МАРИНА ДАВЫДОВА/