ПУШОК - СОБСТВЕННОСТЬ БАНДЫ

На прошлой неделе власти Чечни обнародовали свежие данные о сдавшихся боевиках. За два месяца амнистии прощено 112 человек. Мужчины от 20 до 40 лет. По 13 раскаявшимся проверка еще не закончена. Что побудило этих людей взять в руки оружие, а потом его сложить? На что они рассчитывают теперь? Не убегут ли обратно в лес, если ситуация в республике изменится? Корреспондент "Известий" встретился с боевиком Асланом Эльмурзаевым из банды Руслана Гелаева. Эльмурзаев сдался властям 2 июля в Ачхой-Мартане. По его словам, человек он сугубо мирный и никогда по-настоящему не воевал.

Ворота открыла мать. Если б не она, и разговора бы не было. Неожиданный поступок сына - публичная сдача на милость местного УФСБ - испугал ее и насторожил.

- Расскажи газете всю правду, - приказала Аслану мать. - Мало ли как повернется.

Аслан Эльмурзаев, амнистированный в июле чеченский боевик, более известный в Ачхой-Мартане как автослесарь по кличке Пушок, стоял посреди заасфальтированного двора и улыбался. Высокий, поджарый, седой в тридцать четыре года.

- Пришел на живого боевика посмотреть? - спросил меня Аслан.

Мы сели за стол под навесом. Младший брат принес чай и тарелку конфет.

"Эти руки умели делать только машины..."

- А почему Пушок?

- Дядька меня так в детстве прозвал. Пушок! Легкий, оказывается, был. Легкий, красивенький.

- Братьев-сестер у тебя много?

- Две сестры, три брата. Старший Руслан, потом Резван, я третий, самый младший Беслан. Резван в Москве бизнесом занимался, привезли его мертвого оттуда еще в 95-м году, сердце не выдержало.

- А своя семья есть?

- Первую жену я взял в 96-м... Или в 97-м, не помню. А вторую недавно, год назад. У нас это можно. Теперь у меня большая семья - две жены, два сына и две дочери.

- Ты боевиком стал когда Дудаев к власти пришел?

- Нет. Тогда я машины ремонтировал. Сначала советские, потом иномарки. Мастерскую открыл прямо во дворе. Всю войну дома просидел, никуда не вылазил.

- А как ты к Дудаеву относился?

- Когда я еще в Советской армии служил, мы спрашивали у своих командиров: бывают ли на свете чеченцы-генералы. Нам отвечали: не бывает. Полковники - и то редкость. А тут объявляется этот Дудаев. Кто такой, откуда взялся? И говорит, что надо брать в руки оружие и защищать свою, так сказать, родину. Мне отец тогда сказал: "Сынок, ты в армии был, русских видел, казахов видел, всех видел, со всеми дружил..." Короче, воевать он мне запретил. А я запретил воевать остальным братьям. Я хоть и не самый старший, но отец меня больше других уважал. Поэтому я даже Руслану мог приказать.

- За что же тебя так уважал отец?

- За то, что в 87-м году я самовольно ушел в армию. Отец этого не хотел, даже врачей подкупил, те дали заключение, что у меня белокровие. Пришлось через знакомого милиционера документы фальсифицировать, чтобы медкомиссию пройти. Вот после этого меня отец и зауважал. А мои старшие братья не служили, вместо них корова в армию ушла, так у нас говорят.

- Где служил-то?

- Иранская граница. 44-й погранотряд. Астара, Ленкорань.

Пушок протягивает мне военный билет. Призвался осенью 87-го, демобилизовался зимой 89-го. Младший сержант, "Отличник Советcкой армии", "Отличник погранвойск". Военно-учетная специальность - младший контролер контрольно-пропускных пунктов войск КГБ.

- А почему, когда отец тебя в армию не пускал, ты ослушался, а когда он тебе воевать запретил - согласился?

- В армию я стремился, а на войну - нет. Да и какая война. Эти руки умели делать только машины.

- И кто же был твоими клиентами?

- Те же самые полевые командиры. Кто сюда только не приезжал, особенно в первую войну. В основном бамутские здесь лазили. Руслан Хайхароев. Да и своих хватало. Целое село боевиков - и все командиры.

- А на какой машине приезжал Хайхароев?

- Джип "Тойота-Ранер", 95-го года. Вишня "металлик". Велюр, все дела. Все они на джипах ездили. А я ремонтировал. Бывало, давали деньги, а бывало, и нет. Типа мы воюем, а вы, голодранцы, наживаетесь на нас.

Хайхароев Руслан Хусейнович. Родился в 1964 году в селе Бамут Ачхой-Мартановского района Чечни. Главарь банды "Бамутский батальон". Совместно с Хаттабом руководил школой террористов. Организатор подрыва рейсового автобуса в Нальчике 28 июня 1996 года (6 человек погибли, около 40 ранено). Подозревался в причастности к похищению и убийству двух репортеров газеты "Невское время" в феврале 1995-го и трех пятигорских геодезистов в октябре 1995-го. В августе 1999-го убит в станице Ассиновская в ходе бандитской разборки.

- А запчасти ты где доставал?

- В Грозном магазины были. Или покупал по дешевке машину убитую, разбирал. Краденым не пользовался. У нас в роду никогда воров не было. И мне отец воровать запретил. Вот мать у меня хуже отца насчет этого. Теперь отец умер, мать в семье старшая, я должен ей подчиняться.

- Значит, в первой войне ты не участвовал. А после войны чем занимался?

- Опять же машины ремонтировал. Штук по 30 за месяц. До 1000 долларов зарабатывал. Хотел еще на работу устроиться в милицию, но меня не взяли. Ты, сказали, не воевал, тебе здесь делать нечего.

- Зачем же ты в милицию-то подался, если любишь машины ремонтировать?

- Чтоб утвердиться как-то в жизни. Карьеру сделать. Иномарки - это мой частный бизнес. Сегодня он есть, завтра нет. Не дай Бог, простужусь, заболею. Тут зимой знаешь как холодно. Поэтому и хотел устроиться на нормальную работу. Чтоб больничный можно было получить, пенсию к старости. А почему в милицию? Так ведь другой работы здесь и не было. В магазине, например, на заводе или на фабрике. После войны ничего такого не осталось. Работали только правительство, министерства, префектуры и милиция. Но туда брали только своих, только воевавших.

В списке Басаева

- Зимой 1999-го я купил автомат у боевиков, которые отступали из Грозного через Катыр-Юрт на Гехи-Чу. Они усталые шли, раненых много, оружие лишнее тащить не могли, так что автомат мне обошелся в 100 долларов.

- Зачем ты купил автомат?

- Чтобы семью свою охранять. Время военное, мало ли кто во двор сунется. К тому же я сам себя скомпрометировал. Когда российские войска заняли Ачхой, ко мне в дом заявились фээсбэшники с зачисткой. А командовал ими Игорь, мой начальник заставы по срочной службе. Ну встретились, обнялись. Этим самым я вызвал к себе народное недоверие. Я с ФСБ не сотрудничал, но если у Игоря ломался "уазик", то делал я ему этот "уазик" бескорыстно. И еще был случай. Дал я Игорю свой "Мерседес" в Катыр-Юрт съездить. А на обратном пути они нарвались на троих фугасников и задержали их. Ко мне потом родственники этих фугасников приезжали, грозили. Ты, говорят, застучал, твою машину видели. Короче, односельчане решили, что я продался федералам. Список составили, отдали боевикам. Я в этом списке числился как сексот. Арби Бараев даже за мою голову чего-то там назначал. Даже Игорь мне говорил: ты с нами сотрудничаешь, тебя могут убрать.

- А как ты все-таки боевиком-то заделался?

- После второй войны работы вообще не было. Иномарок на все село - две штуки. И денег у людей нет. Я почти все время работал задаром, потому что ко мне обращались только родственники, а с родственников у нас денег не берут. Максиму 200 долларов в месяц выходило. А на моем иждивении две жены, два сына, две дочери, мать сестра и два брата. Братья-то работали, но им постоянно задерживали зарплату. И вот в ноябре прошлого года я встретил старого знакомого Султана Сулейманова. В первую войну он был имамом поселка Аршты, во вторую - замом Гелаева. Вот Султан и предложил мне принять участие в вооруженном сопротивлении российским войскам...

С этого места Пушок начал врать. О том, что Султан Сулейманов завлек его в банду обещанием: когда российские войска будут разгромлены, всем участникам боевых действий предоставят хорошую высокооплачиваемую работу. О том, что Султан - его близкий друг, и поэтому он ему поверил, и т.д. Вопрос "Почему ты согласился?" я в разных формах задал Пушку раз десять, пока наконец не услышал следующее:

- Хочешь знать, как меня заманили? Пришел Султан и выдвинул ультиматум. Или мы уничтожим тебя вместе с семьей, или ты пойдешь с нами в горы. Ты до сих пор находишься в списке Басаева как сотрудник ФСБ. У нас шура собирается каждый месяц. И по ее приговору ты должен быть казнен.

- А тебе не пришло в голову обратиться к своему бывшему начальнику заставы Игорю, чтобы он тебя как-то защитил?

- А что Игорь мог сделать? Человек, который приехал сюда на три месяца, не может вникнуть в нашу жизнь и защитить никого не может. И не хочет.

Пожилой крепкий мужчина тащит мимо дома Пушка худую пыльную дворнягу на веревке. Собака упирается.

- Куда он ее, - спрашиваю. - Топить?

- У нас собак не топят, - говорит Пушок. - У нас их расстреливают, как мужчин.

В декабре прошлого года Пушок ушел в горы воевать с русскими.

В банде Гелаева

- Какая у тебя в банде была должность?

- Не командирская. Рядовой боец-стрелок.

- Обязанности?

- Мы должны были выдвинуться в лес, оборудовать там базу и в случае наступления федеральных сил дать им отпор.

- Сколько человек было в вашей группе?

- 280 человек от 22 до 35 лет. Из разных районов, в основном горных. А всего на Бамутском направлении - от Старого Ачхоя до Бамута, далее до ингушской границы и до границы с Грузией - около 800-1000 человек мелкими группами.

- Оружие?

- У меня был автомат Калашникова калибра 7,62, но не тот, который я в Катыр-Юрте купил. Мне в лесу новый автомат дали. А вообще оружия у нас хватало. Взводы у нас были маленькие - по 15 человек. То есть в нашей группе двадцать взводов. У каждого взвода по три "Мухи", три противотанковых гранатомета, огнемет "Шмель", ручной пулемет, у каждого бойца автомат с подствольником. Три снайпера были на базе. Боеприпасов навалом.

- Как выглядела ваша база?

- Лагерь примерно 60 на 60 метров. Три блиндажа-землянки в два наката из бука, чтобы осколки не пробивали. Навес для столовой, навес для молитвы. Туалет. Все затянуто стандартной маскировочной сетью. Питались мы сухим пайком, в таких же упаковках, как у федералов, - консервы, тушенка, сухари. Камуфляж был обычный, российский. Спали тоже в блиндажах по очереди.

- И чем вы там занимались?

- Чистили лагерь, строили блиндажи, ходили в наряды. Инструкторы у нас тоже были, чеченцы. Учили распознавать заложенные на тропе мины, фугасы учили ставить. Как взрыватель устанавливать, как провода выводить, как из рации дистанционку сделать, короче, обучали ремеслу. Могу показать. Конспектов мы не делали. Дождь, то-се. Но в основном нас учила жизнь. Обстреливали то и дело из гаубиц, на разведвзвод могли наткнуться. Короче, учились прятаться, выживать. Вокруг базы выставлялось десять секретов, в каждом по 6 человек - командир, пулеметчик, остальные автоматчики. Смена 6 часов, потом 6 часов отдыхаешь.

- А женщины в отряде были?

- Ни одной.

- А кто вами командовал?

- Вот этот самый Султан Сулейманов. А вообще мы относились к гелаевской банде.

- От этого стола до вашей базы какое расстояние?

- Километров 25-30. Через три горы. Добирались туда поодиночке, пешком, к определенной дате. Уходили также. Без проблем. Ачхой-Мартан практически открыт. С Арштов вообще легко добраться. Оружие с собой не носили, оно постоянно находилось на базе. Все свои, не украдут.

- Сколько ты был в горах?

- Два раза по 25 суток. С середины декабря по январь и с середины февраля до марта, почти до референдума.

- В референдуме ты участвовал?

- Конечно. Сам пошел, проголосовал за Конституцию . Чтобы Чечня возродилась в составе России. Да, я тогда еще в банде числился, но я ведь гражданин.

- Пока ты был в горах в вашей банде много людей погибло?

- Два человека. Под артиллерийским обстрелом. Стреляли по нам наугад, но в боевых действиях мы не участвовали. Не было никаких боев. Даже стрельб у нас не было, чтобы не демаскироваться. Так, тренировались принимать команду к бою, имитировали.

- И людей не похищали?

- Там не до этого было. Пожрать, поспать, обстрел переждать. Как будто в каком-то резерве нас держали. А в марте Султан Сулейманов нам сказал, что Ахмат Кадыров ведет переговоры с Гелаевым и надо идти под амнистию. Вот я и пошел.

- Вот тебя месяцами дома не было, твои родные интересовались, где ты пропадал?

- Мама подозревала, но я в подробности не вдавался. В Грозный, говорил, езжу, в Назрань. Женам можно было, в принципе, рассказать, но я не рассказывал, ради их же безопасности.

- И ФСБ тобой не интересовалось?

- С чекистами у меня были свои отношения, дружеские. Все знали, что я с Игорем вместе служил.

Под крышей Кадырова

- Когда Султан звал тебя в горы, он пригрозил убить твою семью, а когда велел сдаваться, что он тебе обещал?

- Говорил, что если пройдем амнистию до 31 августа, то все у нас будет нормально. Нам выдадут справки и мы сможем спокойно заниматься мирным трудом. А с 1 сентября всех, кто без справок, будут зачищать.

- А если бы ты отказался сдаваться?

- Я не представляю, что бы тогда произошло. Наверное, опять бы начали угрожать, шантажировать семьей. Все происходит не по моей воле. Это верхушка решает. Гелаев, Кадыров. Сколько им людей надо под амнистию, сколько в банду. Нас ведь в лесу 280 человек было, а сдались 25, остальные где-то там лазят. Мой непосредственный начальник Султан Сулейманов. Он меня в горы поднял, он и спустил, я должен подчиняться. Приказ есть приказ.

- Ты уже амнистирован, можно на твою справку глянуть?

- Нет, она в ФСБ пока лежит, там оружие мое проверяют. Зато у меня удостоверение есть. Гляди.

Аслан протягивает мне бордовую книжечку с золотым двуглавым орлом на обложке. Служба безопасности исполняющего полномочия президента Чеченской Республики. Выдано 11.06.2003 года, то есть через неделю после того как Аслан публично сдался властям. Документ бессрочный: "Настоящее удостоверение подлежит возврату при оставлении должности". Серия АМ (Ачхой-Мартан), № 23/02. Эльмурзаев Аслан Рамазанович. Сотрудник спецвзвода службы безопасности. Подпись Кадырова. Лицензионный знак. Две гербовых печати. Изображения двух флагов - российского и чеченского.

- Какая-то липовая у тебя корочка, Аслан.

- Это типография Рамзана Кадырова штампует. Липовая не липовая, а утверждена Ахматом Кадыровым. У всех такие.

- И где ты теперь собираешься работать?

- Мне обещали, что назначат командиром спецвзвода в Службе безопасности Кадырова по Ачхой-Мартановскому району. В моем подчинении будет 25 человек. А всего в районе будет батальон из 200 человек.

- Под командованием Султана Сулейманова.

- Как ты догадался?

- А какое жалованье тебе обещали?

- Пятнадцать тысяч рублей.

- Ты действительно хочешь быть командиром?

- Не хочу. Меня поставили. А если я откажусь, это добром не кончится.

- А через месяц к тебе опять придет Султан и скажет: пойдем в горы с русскими воевать.

- Не придет. Мы через ФСБ амнистировались, обратной дороги нет.

- Ты на чьей вообще стороне? За красных или за белых?

- Я перешел на сторону Кадырова. Теперь меня учат отличать черное от белого. Если раньше Масхадов был хорошим, а Кадыров плохим, то теперь учат наоборот. Те же самые люди. Еще они говорят, что если мы сплотимся и нормально проголосуем на выборах, то нас ждет хорошая жизнь.

- И ты веришь?

- Не верю. Но уйти от всего этого и просто сидеть дома - тоже не выход. И те и другие будут преследовать. Я не могу без их крыши.

P.S.

- Ты, Аслан, когда с повинной пришел, какой автомат сдал?

- АКМ. Который в Катыр-Юрте купил.

- А тот, с которым по лесу бродил, куда дел?

- В лесу он и остался. Это собственность базы, собственность Гелаева. Как я могу сдать чужую вещь.

Верите ли вы раскаявшимся чеченским боевикам?

Геннадий МУРАВИН, генеральный директор ООО "Организатор":

- Если человек был боевиком, убивал, пытал людей - значит он уже перешел границу, которую переходить нельзя. Такой человек может в любой момент вспомнить свое прошлое. Конечно, я понимаю, что боевики могут раскаяться и хотеть нормальной жизни, но гарантии того, что человек, который уже убивал, не захочет таким же способом решить проблемы в мирной жизни, нет. Я боюсь таких людей.

Петр МАРЧЕНКО, телеведущий, телекомпания НТВ:

- Очень хотел бы верить в то, что они действительно решили вернуться к мирной жизни. Я постарался бы поверить таким людям, хотя сложно верить абстрактно всем боевикам. Можно верить тем, кого знаешь. Честно говоря, я не думаю, что боевики должны раскаяться. Раскаяние - это слишком сильное слово. Что сделано, то сделано, и не нам их судить. Нужно только, чтобы они по-настоящему хотели мирной жизни.

Владимир СУХАЧЕВ, юрист, старший советник юстиции, член Клуба "Известий":

- Конечно, не верю. Они слишком далеко зашли в своей так называемой вере. К тому же за эти годы выросло целое поколение двадцатилетних бандитов, которые ни чему другому не учились - только воевать. Но формально, с точки зрения юридической, раскаявшимся боевикам надо верить и периодически проводить амнистию. Потому что, может быть, хотя бы процентов 10-20 из них вернутся к нормальной жизни.

Валентина МЕЛЬНИКОВА, ответственный секретарь Союза комитетов солдатских матерей России:

- Чеченцу, который скажет, что хочет жить мирно, поверю на сто процентов. Они все хотят жить мирно, только им не дают. Россия продолжает свою войну против них. А вот раскаяния я не вижу. Разве убийца пришел и сказал, что убивал, и теперь раскаивается? После этого он должен предстать перед судом и отбывать наказание в тюрьме. Потому что убийцы под амнистию не попадают. А сдача оружия - это не раскаяние.

Роман ЕВСТИФЕЕВ, кандидат политических наук, доцент Владимирского филиала Российской академии государственной службы, член Клуба "Известий":

- Что-то мне не верится в их раскаяние. Дело в том, что причины, побудившие этих людей стать боевиками, так и не устранены. Ведь все это время у боевиков были какие-то цели, и не думаю, что они вдруг изменились. Просто у каждого человека есть своя линия поведения: он делает выбор, как поступить выгоднее. Вот сегодня боевикам дана возможность выжить. И они выбирают эту возможность.

Наталья БЕЛОХВОСТИКОВА, актриса:

- Я всегда верю в то, что человек, оступившийся однажды, смог измениться и раскаяться. Понимаю, что в Чечне совершались страшные преступления, но я уверена, что среди боевиков есть искренне раскаявшиеся люди. Нельзя всех "мести под одну метелку", мы все очень разные. Я думаю, что надо верить в людей, а иначе жить очень страшно.

Виктор МЕРЕЖКО, драматург:

- Нет, в раскаяние я не верю. К тому же не понятно, кто, в чем и перед кем должен каяться. На протяжении десятилетия в Чечне идет кровавая бойня, в которой участвуют две стороны. Чем дольше это все продолжается, тем больше запутывается клубок отношений между русскими и чеченцами. Раскаяние боевиков, к сожалению, не поможет остановить все это.

Людмила БОРИСОВА, студентка:

- Право на раскаяние есть у каждого. Но полевой командир, который десять лет убивал российских солдат, может признаться в этом, но никогда не может раскаяться. Это идейная война. Если он раскаялся, значит, он признался, что прожил жизнь зря, а это почти исключено. Убийства, которые они совершают, сознательные и совсем не единичные. Все это раскаяние сводится к тому, что днем они продавцы булочек и водители, а ночью выходят с винтовкой и убивают.

Леонид ЖУХОВИЦКИЙ, писатель:

- Я не верю в раскаяние, но я верю в крайнюю усталость от войны. Войны кончаются, когда их правители и солдаты выпьют достаточно чужой крови и прольют достаточно своей. Как мне кажется, ситуация в Чечне близка к такому моменту перенасыщения кровью. Поэтому думаю, что возможен мир и есть вероятность, что люди, спрятавшие оружие в чулан, не станут его оттуда доставать в ближайшие 20 лет.

/Вадим РЕЧКАЛОВ/