ГОРИ ВСЕ СИНИМ ПЛАМЕНЕМ

Большой театр показал последнюю и самую интригующую премьеру сезона - "Летучего голландца". В ней, куда ни посмотри, все новость. Это первый Вагнер на здешней сцене за 20 последних лет. Это первая копродукция нашего театра с одной из лучших оперных кампаний мира - Баварской оперой. И это дебют в России немецкого режиссера Петера Конвичного, ключевой фигуры современного оперного театра.

"Летучий голландец" (1843) считается первой оперой, в которой Вагнер стал Вагнером. Здесь уже выкорчеваны традиционные арии и дуэты, вовсю разрастаются монолитные сквозные сцены, появляется система лейтмотивов, рассказывающих нам о героях то, что не говорят сами герои, а главное - тут рождается тема фатальной любви-смерти, которая потом станет определяющей не только для самого творчества Вагнера, но и еще для нескольких ближайших эпох.

Согласно легенде, замысел оперы родился, когда композитор удирал из Риги от кредиторов и на Балтийском море попал в шторм. Все ее действие происходит на берегу моря, среди ветра, песка и соли. В спектакле Конвичного нет ни капельки воды, море помещено на намеренно схематичный и туповатый задник. Гораздо важнее те бури, которые бушуют в душах его героев. А бури там нешуточные.

Два главных персонажа - Голландец, одетый в старинный плащ и шляпу с пером, и Сента, современная девушка в тренировочном костюме, - люди, выпавшие из нормального мира, радующегося нормальным буржуазным ценностям. Конвичный сам явно против этих ценностей, поэтому моряки у него - быдловатые пьянчуги и задиры, а их подруги - дурашливые кокетки, все дни свои проводящие в фитнес-центре в борьбе с лишними килограммами. Самая эффектная и обличительная картина спектакля - вторая, там, где у Вагнера девушки, точно Гретхен, должны сидеть за прялками. А у Конвичного они вместо прялок крутят колеса велотренажеров, утираясь махровыми полотенцами - ровно такими, какие есть дома у каждого зрителя.

Конвичный вместе со своим художником Йоханнесом Лайакером не эстетствует на сцене, а использует то, что имеется под рукой. Кажется, большую часть бутафории можно купить на каком-нибудь московском вещевом рынке. Но вовсе не поэтому Конвичный на сегодняшний день считается едва ли не самым страшным врагом оперных консерваторов. Сента в кроссовках - этим уже мало кого можно шокировать. Конвичный действует гораздо более тонко и больно. Сента у него непонятная, странная, разная - в общем, такая, какой девушки обычно бывают не на сцене, а в жизни. Она то прекрасная мечтательница (когда ждет своего суженого, увиденного на старинном портрете), то малоприятная врунья (когда ей приходится увертываться от ухаживаний нелюбимого жениха), то выведенная из себя террористка-камикадзе (когда она в людном месте подносит горящую свечу к бочке с порохом).

Какая она - хорошая или плохая? Вроде бы хорошая, сильная, истовая, настоящая, по крайней мере гораздо лучше своих товарок и достойная пара Голландцу, еще одному полуотчаявшемуся романтику. А почему тогда от ее финального взрыва, устроенного вопреки воле Вагнера (тот все-таки отправлял ее в одиночку бросаться со скалы), гибнут ровно все участники этой истории, гибнет весь этот уютный, пьяный мир, в котором Сента не может найти общий язык со своим любимым? Даже оркестр замолкает - последние такты оперы будто из другого мира доигрывает магнитофонная пленка.

Конвичный устраивает настоящую провокацию, заставляет думать о неприятном, отвечать на вопросы, на которые в общем-то нельзя ответить, и сомневаться во всем на свете. Он вводит в спектакль нового персонажа - безмолвную и смешливую глянцевую красотку в белом платье. По сюжету это вроде бы божий посланец, который несет Голландцу надежду на избавление от вечных мук скитальца (правда, сложно сказать, какого избавления ему больше хочется - то ли буржуазной жизни, то ли красивой смерти). Но уж больно порочная улыбка у этой оторвы, так что черт ее знает, чей она посланец.

Все вышесказанное свидетельствует о том, что труппа Большого театра, усиленная двумя маститыми импортными исполнителями главных ролей (американский бас-баритон Роберт Хейл в роли Голландца и немецкая сопрано Анна-Катарина Бенке в роли Сенты), прекрасно освоилась с непростым стилем Конвичного, требующим от певцов не только верных нот, но и непринужденного актерского мастерства. Параллельно пришлось осваивать стиль Вагнера. Бросившись в этот омут, главный дирижер театра Александр Ведерников, ясное дело, имел намерение представить нам не того "русского Вагнера", которого мы знаем у Гергиева, а какого-то другого, альтернативного. В дело пошли старинные крикливые валторны и трубы, использовавшиеся в вагнеровкие времена, для большей аутентичности была выбрана первая редакция оперы, вообще никогда в России не звучавшая. Альтернативный Вагнер Большого театра лишен гергиевской чувственности, вместо нее предлагается суховатый и внятный оркестр, в котором, правда, внятность иногда граничит с чопорностью. Но это уже не важно. Достаточно посмотреть на сцену, чтобы понять, что альтернатива удалась на славу.